Бабка облегченно выдохнула и ответила:
– Ну, наконец-то. Дошло. Только мой тебе совет: бабой ее не называй. Не любит она этого.
– Эээ…
– Готова?
Я испуганно встрепенулась и вцепилась в край стола.
– Что? К чему готова?
– Да не трясись так, – успокоила бабка, но от ее прищура спокойствия не прибавилось. – Одевайся.
Она смахнула с вешалки мое пальто и кинула мне, я едва успела поймать. Затем пнула мои ботинки.
– Что? – запинаясь, выдавила я, не веря, что делаю это и не веря в происходящее. – Прям вот так? Сходу?
– А чего тянуть лешего за… Гм, не важно.
Подрагивающими руками я, прямо сидя, натянула пальто, шапку и сунула ноги в ботинки. Бабка стащила с вешалки один из платков и протянула, я опасливо отпрянула, а она произнесла:
– Бери-бери, за городом холодно. А ваши новомодные одёжи только по телевизеру показывать. Не греют.
Пришлось согласиться и принять платок. Он оказался мягким и пушистым. Но надевать его не решилась, вместо этого сложила и убрала в карман, благо он это позволяет.
Старушка тоже успела замотаться в свои шали и стоит, выжидающе глядя на меня.
– Ну? – сказала она.
– Чего «ну»? – глупо отозвалась я.
– Долго сидеть будешь? Или думаешь, я тебя на руках понесу? Делать больше мне нечего, такую кобылу таскать.
На кобылу я не обиделась потому, что на самом деле стройная и вовсе не кобыла. К тому же это меньшее, что меня сейчас беспокоит. Поднявшись, осторожно, словно бабка может сию минуту обратиться в дракона или вурдалака, приблизилась.
– И что дальше? – спросила я.
– А дальше вот что, – отозвалась бабуля и, широко разведя руки, с силой хлопнула в ладоши.
Раздался оглушительный грохот, я зажала уши ладонями и зажмурилась, но даже сквозь опущенные веки видела, какое снаружи светопредставление. Что-то мелькало, свистел ветер, норовя сорвать с меня одежду и волосы, меня кружило и переворачивало, будто я на диком аттракционе в лунопарке.
От ужаса я даже не могла кричать, все мое существо сопротивлялось происходящему, тем не менее оно происходило. Сложно не верить во что-то, если это что-то кувыркает тебя и мчит сквозь ураган.
Потом меня бросило в мягкое и холодное, не сразу поняла, что это снег. А когда, наконец, дошло, свистопляска прекратилась и на мир опустилась тишина. Пролежав в снегу лицом до тех пор, пока щеки стало нестерпимо колоть, я все же решилась подняться и открыть глаза.
Сперва ничего не поняла. Вокруг темнота, лишь снизу слабое белое свечение, в котором тоже с запозданием признала снежный покров. Он застелил все вкруг, прерываясь частыми черными деревьями.