- Хорошо тут у тебя, - вдыхаю полной грудью морозный воздух. Кажется, что он вливается в лёгкие живительной струёй - такой чистый, насыщенный, густой у него вкус.
- Тебе-то что мешает? - хмыкает Ефремович, засовывая руки в карманы. - Твой дом рядом. Возвращайся да живи.
- Ты же знаешь, не могу я. Не мой это дом. Светкин.
- Нет больше Светки, а дом твой. На свадьбу я вам его подарил, - вздыхает Ефремыч. - Но я понимаю. Слишком много воспоминаний.
- Не самых приятных, - отмахиваюсь я.
- А я иногда захожу. Травлю себе душу. На фотографии ваши смотрю. Но больше так, по хозяйству: проверяю, как сторож твой справляется, не прорвало ли чего.
- Да мне бы доложили, - отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю заснеженные ели, стоящие прямо у крыльца.
Любит бывший тесть поковырять болячки. Но затем, наверное, и встречаемся мы с ним здесь. Не в зализанных офисах, где обсуждаем только дела, а на его лесных угодьях, где говорим по душам.
Целый гектар заповедного сказочного леса. И его «избушка на курьих ножках» из оцилиндрованного сибирского кедра.
Из-за угла дома, уверенно шагая по вычищенной дорожке, выворачивает Надежда. Изящная, стройная, как фарфоровая статуэтка танцующей балерины на своих тонюсеньких каблучках. Жаль, что я не пёс и такие кости не люблю. Хотя ладно, её худоба не портит. Она красивая, а я просто придираюсь, с тоской понимая, что ведь этой ночью она опять приползёт в мою постель. Прижмётся своими вечно холодными, как у лягушки, ногами. И каждую минуту будет хвататься за ширинку: встал у меня на её ненасытные ласки или нет.
Встанет, конечно, куда он денется. Только сжимая в руках её пружинистую силиконовую грудь, которая даже лёжа не растекается, думать я буду точно о другой девушке. О той, чьи брошенные сапоги теперь валяются у меня в машине. Я в очередной раз рассматриваю их как повод найти её, заехать, дождаться у подъезда, и в который раз досадливо отгоняю эту крамольную мысль. Безголовость этой девушки беспокоит меня больше, чем аккуратная круглая, как мячик, голова Наденьки с короткой стильной стрижкой, которая ей так, несомненно, идёт.
- Вон, смотри-ка, - тычет пальцем Ефремыч в сторону снега, осыпавшегося с еловой лапы. - А?! Что я говорил про белок? Скачут, никого не боятся.
- Кого же им тут бояться, - ёжится Надежда в своей коротенькой шубке, поплотнее запахивая её у горла. Холёное лицо. Безупречный макияж. Приятно ею любоваться, но только со стороны.
- Заморозили мы тебя совсем, Наденька, - обхватывает её за плечи Ефремыч. - Ну, давайте в дом! В дом!