— Так-так, Димон, ну-ка, давай-ка обратно… — я четко услышала голос Сереги, но глаза с трудом различали его силуэт. — На живот давай-ка.
— Да я с Лешей поздороваться, — оправдываюсь я, но чьи-то руки, крепко ухватив меня за предплечья, уложили обратно на матрас и, заставив перевернуться на живот, стянули с талии штаны, которые я так упорно завязывала, чтобы они не свались. — Эй… — протестую я, но в тот же момент чувствую укол в свою нежную филейную часть. Понятно, антибиотик.
— Ты не буянь, Маринка, — успокаивает меня Серега, натягивая штаны на место. — Есть хочешь?
— А борщ остался? — с надеждой спрашиваю я, переворачиваясь на спину. На мой лоб тут же опустилась холодная ладонь, а к лицу приблизилось улыбчивое лицо Стеглова.
— Дим, ей надо срочно в больницу! Ей твоя стряпня понравилась! — не сразу понимаю, шутит он или нет, но, услышав саркастический смешок рядом, с облегчением выдыхаю. Мне сейчас только больницы не хватало. — Родная, мы с Лешей уничтожили суп. Зло повержено. Есть овощной салат и берлинские пирожные.
— Мне, пожалуйста, в том порядке, в котором ты назвал, — изобразив умирающий тон, шепчу я, приоткрыв глаз, и слышу одобрительный смех Стеглова.
— Ничего, жить будет! — снова ледяная ладонь на моем лбу, только на этот раз чуть выше, коснулась моих волос и потрепала их. — Ну-ка, красавица, давай-ка посмотрим, что там у тебя с животиком, — холодные руки коснулись живота, а я прикрыла глаза, потому что от общей, слегка размытой картины в сумраке комнаты, освещенной одним ночником, начало немного подташнивать.
— Давай завтра лучше, сам и перевяжешь, не отрывай, — голос Дмитрия Николаевича заставил руку Сереги остановиться. Видимо, он хотел снять повязку.
— Марганцовка-то в доме есть? — спросил Серега.
— Обижаешь, — ответил химик. — Дмитриева, ты как, соображать способна?
После этих слов я почувствовала на своей щеке широкую ладонь. Идентифицировать, кому она принадлежит, оказалось нетрудно. Я даже не попыталась разлепить веки, только положила на его ладонь свою. Способна ли я соображать, Дмитрий Николаевич? Едва ли.
— Конечно, — бросаю я, убрав руку, как только вспомнила, что мы не одни.
— Тогда пришло время отвечать за свою глупость, — от меня не укрылась некое злорадство, с которым Лебедев произнес эту фразу. Как только он поднялся с матраса, в дверях появился силуэт моего братишки, который, кинув в мою сторону взгляд, полный едва сдерживаемого гнева, вышел из комнаты, так ничего и не сказав.
— И все? А я думала, будут побои… — я приподнялась на локтях.
— Макак, раз ты умная такая, дуй на кухню! — раздался голос Леши откуда-то из коридора.