— Ни капельки, — надменно ответил братец.
— Леш, трезво, — упрекнула его я. Его по-детски наивная вера в собственную неуязвимость, присущая в какой-то степени всем парням, немного не соответствовала правде.
— Ладно, связана. Риски есть. Серьезные, — братишку словно «переключило». Сейчас я отчетливо вижу, что передо мной не любящий и заботливый брат, который немного «придушил» своей любовью, как это свойственно обычно родителям, а спокойный, рассудительный человек, выключивший свои чувства и включивший, наконец, логику. Значит, и мне так надо. Мы должны стать на время друг другу чужими, чтобы рассмотреть ситуацию со всех сторон.
— Да, — кивнула я. — У отца на работе есть риски? Я имею в виду только те, что угрожают непосредственно его жизни и здоровью. Мы ведь об этом беспокоимся?
— Есть, но меньше, — нехотя признал мою правоту Леша. — Он все меньше практикует. А теперь и вообще не будет… К чему ты ведешь? Причем здесь папа?
— Подожди, — попросила его я. — То есть, по идее, ты подвергаешь себя большей опасности на работе, чем папа?
— Макак, твои доводы притянуты за уши.
— А если я решу забить на все свои мечты и желания, стану маминой и папиной возможностью реализовать все их амбиции, буду беспрекословно выполнять каждое их желание? Поступлю туда, куда папа скажет, пойду по тому профилю, по которому направят его толстопузые приспешники, буду учиться, как всегда, на одни пятерки, блестяще закончу академию и потом сменю его на посту, чтобы круглосуточно сидеть среди бумажек, постепенно все меньше и меньше занимаясь «мирскими» случаями? И буду каждый божий день приходить домой с работы, ложиться в кровать и, закрыв глаза, буду, стиснув зубы, запрещать себе даже думать о том, что все могло бы быть иначе? Потому что буду понимать, что достаточно хотя бы на долю секунды представить себе, что я могла бы пойти по тому пути, который выбрала бы сама, и мне ничего больше не захочется, кроме как выйти в окно.
Слова сами срывались с губ. Кажется, они жили глубоко внутри меня, будто заготовленные несколькими годами ранее. Будто бы ждали своего часа: наконец быть услышанными. И вот, сейчас я дала себе разрешение высказаться, пусть не перед теми, кому они действительно предназначались, но тому, кому действительно нужно было их услышать. Я сказала и сама пришла в ужас от того, что это все может стать правдой. И, что самое страшное, что это, скорее всего, меня и ждет.
Леша молча смотрел на меня, широко открыв глаза и тяжело дыша. А я только сейчас поняла, что крепко сжимаю кулаки, до боли вонзая отросшие ногти в ладони.