— Все верно. Но в результате она погибла, — вздернув бровь, ответила мне Лиадейн, — пусть и героически. Не знаю, как вас, оллема Адерин, а меня медаль за мужество посмертно не согрела бы.
— А мысль о спасенных жизнях? — в том же тоне произнесла я, начиная злиться.
— Жизнь олламов, как мне представляется, несколько ценней. К тому же, оставшись живой, она могла бы спасти куда больше жизней. Да, и, кстати, насколько известно и тогда, и сейчас, отдавая распоряжения о задании, кураторы всегда предупреждают, чтобы исполнители при наличии угрозы жизни отступали и затаивались. Это был исключительно ее выбор — по моему мнению, неразумный, — с нотками превосходства в голосе ответила одногруппница.
— Я бы посмотрела на тебя, Лиадейн, если бы ты была среди немногочисленных жителей того городка или, еще лучше, в числе сопровождающих обоз, замаскированный под сельский, везущий овощи во дворец, — со стороны метрессы раздалось предостерегающее покашливание. — Как бы ты тогда оценила «неразумный» выбор оллемы Фрин! И да, жизнь оллама не может быть ценней жизни человека без дара! Жизнь равноценна жизни, так что неважно, скольких бы она могла спасти, важно, скольких она спасла, — звук указки нарочито громко опущенной на стол, так же не заставил меня остановиться. — А тебе нужно что-то делать с твоим высокомерием. Никакой дар не скрасит мерзкого характера!
— Достаточно! Оллема Адерин, покиньте аудиторию! — строгим, едва заметно вибрирующим от сдерживаемого недовольства голосом безапелляционно произнесла метресса Дервила Хьюз, едва я замолчала.
Я поднялась со своего места, сгребла письменные принадлежности в сумку и в напряженной абсолютной тишине, сопровождаемая взбешенным прищуром докладчицы, прошла до двери, открыла, вышла в коридор и аккуратно закрыла ее за собой. Хотелось грохнуть полотном об косяк от всей души, но пришлось сдержаться, иначе не избежать бы мне вызова, как минимум, к декану, а то и к первому проректору. Медленный вдох. Еще более медленный выдох. Спокойно, Рина, сама виновата, нечего было отпускать эмоции и переходить на личности. Метресса Дервила Хьюз такого не то, что не выносит, она от этого практически звереет, хоть и остается при этом все такой же сдержанной и холодной. Весело же мне теперь на экзамене будет.
Размышляя, я шла по коридору, злая на себя, на одногруппницу и неожиданный фактор с задания Кейтлин Фрин. В какой-то момент эмоции достигли апогея и, не в состоянии с ними справиться, я с силой ударила ладонью об стену. Кожа встретилась с гладкой поверхностью. Невзирая на усилие и оглушающие ощущения удара, уже на вторую секунду я различила едва уловимую вибрацию. Мне стоило немедленно оторвать руку, но как будто что-то удержало. Музыка, пропитывающая стены аудитории, мимо которой я проходила, была наполнена горечью. Таких царапающих ощущений мне никогда еще не приходилось испытывать: словно кожа сама по себе скукоживалась, сжималась, скатывалась и стремилась отшелушиться с поверхности ладони, по-прежнему не прерывавшей контакта со стеной. Жгучее, разрывающее на части чувство неправильности сочилось из музыки, вибрацию которой я ощущала.