С Вальдемаром речи об инициативе не шло никогда. Незаметно, само собой вышло, что всё и всегда решал он. Куда мы едем, с кем общаемся, когда и в какой позиции занимаемся любовью. Невозможно представить, чтобы Вальдемар пошёл на поводу женской инициативы, о какой бы сфере жизни ни шла речь. Патриархально настроенная часть меня никогда не оспаривала безусловное мужское право, а эмансипированная, через несколько лет тесного общения с потомком богоподобных германских викингов, заснула летаргическим сном.
Сколько бы я ни понимала, что Кир ждёт инициативы от меня, проявить её не могла. Здесь и сейчас я была гибридом неумелой, восторженной девчонки в Беллинцоне, желающей получить море восхитительных впечатлений от происходящего, и бледной тенью рядом с богоподобным Рихтером, отдающей себе отчёт в неуместности собственной инициативы.
У меня парализовывало руки, сковывало движения. В прошлом, не имея опыта, я действовала увереннее и чувствовала себя раскованней, чем в тот вечер в доме Кира, когда ожидание повисло тяжёлой пеленой, грозя захлопнуть меня, спрятать от происходящего, как ракушка.
Я не хотела прятаться, я желала близости с Киром. Моё тело устраивало демарши, не давая ночами спать, а днями думать о чём-либо, кроме секса с ним. Организм грозил взорваться в любой момент. Воображение подкидывало картинки, от которых самая продвинутая часть моей натуры покрывалась стыдливым румянцем. И это же тело отказывалось сотрудничать с разумом, сковывая руки, ноги, пальцы. Когнитивный диссонанс.
Кир подтянул меня, когда я оставляла поцелуи на гладковыбритом, немного обветренном лице. Пальцы скользили в мягких, коротко стриженых волосах, слегка царапая затылок, опускались по мужской шее. Там, под воротом футболки, кожа была горячая, безумно хотелось прижаться.
Кирилл сдерживал себя, это чувствовалось настолько остро и терпко, что становилось душно. Я не хотела, чтобы он сдерживался, желала, чтобы он отпустил себя, разрешил себе, и одновременно боялась этого. Последствий. Неизбежного тонического торможения.
Он зеркалил мои движения – это стало внезапным и вдруг очевидным решением. То, на что я была готова – я демонстрировала наглядно. Мой поцелуй – его поцелуй. Моё движение – его движение.
Я опасалась – Кир не выдержит эту игру, напомнит, в чьих руках сила, нависнет надо мной, лишая свободы действий. Убьёт зыбкую гармонию между нами.
Но он играл по нечаянно установленным правилам, не пересекая границу дозволенного. Делился обманчивой иллюзией, что решаю именно я. Что силы и возможности в моих руках – небольших и несильных по сравнению с его размахом плеч, мышцами, ладонями, с силой, таившейся в них.