— Тебе сейчас стоит уйти, — сказал Корышев, когда я повернулась к нему. — Алиша будет протестовать, но я её успокою. Не ведись на её уговоры. С ней я разберусь, а с вами обеими мне не совладать.
— Нет, если она приведёт меня к Максу, я пойду с ней. А ты лучше объясни мне, на что я соглашаюсь.
Он покачал головой:
— Отправляйся домой, в дружину или к знакомым. Это будет правильно. Я постараюсь всё исправить. Не мгновенно, конечно, но со временем…
— Нет, я останусь.
Корышев нервно усмехнулся, и в его глазах снова появилось что-то неприятное.
— Кажется, что не в Максе дело. Ты никак от меня отвязаться не можешь, — фыркнул он раздражённо. — Влюбилась что ли?
— В тебя?! Да Боже упаси!
— Ты не пойми меня превратно, — продолжил он в том же духе. — Не выйдет у нас ничего. Ты хорошая девчонка, добрая, симпатичная… Я бы даже сказал — красивая…
— Да что ты? — процедила я, окончательно осознавая, что я больше ничего не понимаю.
— Да-да, красивая, — подтвердил Корышев энергичным кивком. — Но ничего не получится у нас с тобой. Я Алишку люблю, давно уже.
— Люби себе на здоровье, — пролепетала я, чувствуя, что вопреки своим привычкам сейчас разревусь на глазах у этого сумасшедшего.
Пару минут мы молчали. Я отчаянно пыталась не заплакать, а Корышев, отвернувшись, смотрел на петроградские крыши.
— Я знаю, это выглядит, будто я издеваюсь, — сказал он вдруг. — Мне сейчас очень сложно сосредоточиться, вот в чём всё дело. Пытаюсь, но хватает ненадолго.
— Тогда попробуй сосредоточиться ещё раз и понять, что я сейчас скажу.
Он повернулся, и глаза его были совершенно нормальными, усталыми и немного виноватыми.
— Никита, мне сейчас никто не поможет. Мне одной теперь разбираться со всем этим. Максима дружинники будут искать и дальше, но не здесь. Карпенко боится неприятностей от твоей влиятельной родни, поэтому сюда к тебе больше никто не придёт и ни о чём не спросит. Ребята из дружины, даже если кто-то мне поверит, не станут нарушать приказ. Разве что Баринов… Но он сейчас и так под дисциплинарным расследованием, и я не буду его дёргать…
Корышев продолжал внимательно слушать. У него стал подёргиваться уголок правого глаза, и он принялся машинально потирать висок, но смотрел мне в лицо и слушал.
— Вы с Алишей явно понимаете, что происходит. Я — нет. Я только вижу, что ты действительно очень болен, и то, что мы с Бариновым сделали утром, вызвало ухудшение. Мне очень жаль.
— Я понимаю, почему вы это сделали. Не бери в голову, Авва.
— Мне этой славной собачьей клички больше не полагается за то, что я сегодня натворила.