– С Божьей помощью, я надеюсь скоро восстановить свои силы.
– Ваши раны так тяжелы, – вкрадчиво заметил дон Барталомео и посмотрел на покоившуюся на груди адмирала руку. – Вы уже не раз проливали кровь во славу Испании. И как я понимаю, ваша правая рука вряд ли войдет в прежнюю силу – если только не случится чудо… – он удрученно вздохнул. – Боюсь, его королевское величество не согласится принять такую жертву.
Дон Мигель не ожидал такого поворота и едва справился с яростью.
– Чудеса случаются, дон Барталомео, – медленно проговорил он.
Наместник тонко улыбнулся:
– Разумеется, дон Мигель. Однако святые отцы учат нас как уповать на милость Господа, так и смиренно принимать Его волю.
Де Ованда ушел, оставив дона Мигеля в тяжелых раздумьях. Невзирая на боль, он попытался пошевелить пальцами и скрипнул зубами: указательный и средний пальцы лишь чуть дрогнули, чуда не произошло.
Вечером он получил и другое неприятное известие от одного из своих офицеров: дон Паскуаль Ортега, капитан «Сакраменто», благополучно достигшего Санто-Доминго на день раньше их, исполняет теперь обязанности адмирала. С одной стороны – болезнь де Эспиносы не должна была препятствовать действиям эскадры, но с другой… Вкупе с визитом де Ованды картина вырисовывалась неутешительная. Дон Мигель был достаточно искушен, чтобы понять намек: в его службе больше не нуждались. Внезапный, и от того еще более сокрушительный удар!
В бессильной ярости он проклинал французов – и еще больше англичан. Затем дону Мигелю в голову пришла мысль, что его смещение было вопросом времени. И «Сакраменто» не случайно прибыл из Испании, чтобы войти в состав эскадры – ну так вот он и вошел. С сеньором Ортегой в качестве адмирала. А ранение дало наместнику возможность немного пощадить самолюбие адмирала де Эспиносы.
Его непредсказуемое величество король Карлос изменил свое милостивое отношение к роду де Эспиноса – по своей ли прихоти или кто-то позаботился о том, чтобы напомнить ему обо всех вольностях, которые позволял себе сеньор адмирал в прежние годы. Кто-то? Не приходится ли Паскуаль Ортега дальним родичем дону Алонсо де Ларе?
Де Эспиноса закусил губу: получается, что он, успокоенный видимым бездействием де Лары, оказался слишком самонадеян и недальновиден и не уделял достаточного внимания извечному врагу. И от осознания, что это его – только его! – просчет, поражение было еще горше.
Прежде де Эспиноса не задумывался об отставке и о том, что он будет делать после – как можно загадывать так далеко, тем более, человеку, связавшему свою судьбу с морем? Он не представлял себе иной жизни – без зыбкой палубы под ногами и жгуче-соленых брызг, без запаха смолы, смешанного с едким запахом пороха. Без ощущения грозной мощи корабля, подвластной ему… С ранней юности он ходил на военном корабле – сначала под началом кузена, затем – став одним из самых молодых капитанов испанского флота. На его долю хватило сражений, и каждый бой мог стать последним. Однако судьба распорядилась иначе, хотя он никогда не просил небеса о покое. И сейчас перед ним со всей неумолимостью встал вопрос – что дальше? Построить новый корабль и возить табак и кожи? Он, Мигель де Эспиноса, уподобится купцу?! Все его существо восставало против этого… Тогда что же?