– Уверен, на борту «Сантиссима Тринидад» будут и другие пассажиры с детьми, так что Эмили найдет себе друзей и не будет приводить Мэри в отчаяние.
* * *
Приготовления к отплытию заняли еще два дня. На корабле действительно появились новые лица. И даже накануне вечером, уже готовясь лечь спать, Арабелла услышала шаги и голоса – по-видимому, припозднившиеся пассажиры заняли одну из пустующих кают неподалеку от них.
Следующим утром, едва проснувшись, Арабелла по слабой килевой качке поняла, что галеон уже в море. Несмотря на ранний час, Питер был полностью одет и, сидя в кресле возле окна, читал взятый с собой потрепанный томик Горация. Арабелла прислушалась – из смежной каюты, отведенной для Эмилии и Мэри, не доносилось ни звука. Значит они все еще спят, и ей тоже можно понежиться в постели. Но понежиться ей не дали – заметив, что она проснулась, муж сказал:
– Арабелла, если желаешь, сейчас самое время полюбоваться на караван – пока все корабли держатся близко друг от друга.
К ее удивлению, на палубе почти не было других пассажиров, только супружеская пара средних лет, также направляющаяся в Англию после продажи плантаций на Ямайке. Арабелла знала мистера и миссис Коллинз – они путешествовали до Гаваны на одном корабле, и поприветствовала их. По всей вероятности, остальные предпочли сладкий сон прощанию с родными берегами.
– Не будем мешать матросам, пойдем-ка туда, – Питер указал жене на полуют, где облокотившийся на планшир высокий мужчина в темно-коричневомкамзоле наблюдал, как тянущееся по левому борту «Сантиссима Тринидад» побережье Кубы уходит назад.
Когда они поднялись на полуют, мужчина обернулся и… у Арабеллы вырвался приглушенный крик. Воплощением ее смутной тревоги перед ними стоял дон Мигель де Эспиноса.
Если бы в палубный настил между присутствующими ударила молния, они не были бы поражены до такой степени. Прижав ладонь к губам, Арабелла смотрела на испанца, отмечая все, даже несущественные детали: судорожно сжатые губы де Эспиносы, обильную седину в его волосах, окостеневшие на эфесе длинного кинжала пальцы левой руки – и в тоже время, искусное переплетение золотых нитей позумента его камзола и крупный голубой топаз, вставленный в навершие рукояти кинжала.
Полный ненависти взгляд испанца был прикован к лицу Блада, и оглянувшись на мужа, она увидела, что его прищуренные, ставшие совсем светлыми глаза также внимательно изучают врага, а рука невольно тянется к левому бедру – к тому месту, где положено было бы висеть шпаге, беспечно оставленной им этим утром в каюте.