– Донья Беатрис? – медленно проговорил дон Мигель, повернув голову на звук шагов.
– Доброе утро, донья Беатрис, – отозвался Мануэль.
Огонь наконец-то вспыхнул, управляющий встал и поклонился ей.
– Доброе утро… Дон Мигель, я рада, что вы благополучно достигли порта.
– Рады? – саркастично осведомился он.
– Да, – твердо ответила Беатрис. – Но вам нужно переодеться в сухое, – Она повернулась к управляющему: – Мануэль, разбуди Маргариту, пусть согреет вина и приготовит что-нибудь укрепляющее.
– Разумеется, донья Беатрис, – пробормотал Мануэль, отступая к выходу, – А Хосе сейчас принесет одежду.
– Вы не обязаны проявлять знаки внимания – тем более, что вам это в тягость, – сухо сказал де Эспиноса, когда дверь за управляющим закрылась. – Мануэль прекрасно справится сам. Сожалею, что потревожил ваш сон.
Беатрис с тревогой рассматривала его, – теперь, когда стало светлее, ей бросился в глаза изнуренный вид мужа. Его лицо покрывала бледность, скулы были резко очерчены, и меж бровей залегла глубокая складка.
– Я все еще ваша жена, – тихо ответила она. – И мне не в тягость позаботиться о вас. Я беспокоилась – мне не приходилось видеть такого ужасного шторма. Как вам удалось войти в пролив? Я помню ту подводную гряду, которую вы мне показывали…
– Да, шторм был не из самых кротких, – тонкие губы де Эспиносы скривились в усмешке. – Пришлось немало потрудиться, чтобы миновать подводные скалы. В какой-то момент «Архангел» несло прямо на них… – он утомленно прикрыл глаза. – Тогда вы смогли бы освободиться от докучливого мужа, не так ли, донья Беатрис? Но небу было угодно оставить нам наши жизни…
Сердце опять кололо тупой иглой, и он привычным уже движением принялся растирать грудь.
Беатрис не обратила внимание на его язвительную фразу, беспокойство все больше охватывало ее.
– Вам нездоровится? – она подошла ближе и склонилась к де Эспиносе.
– Пустяки.
Однако в этот момент игла особенно злобно вонзилась ему в сердце, и он откинул голову на спинку кресла, стараясь дышать осторожно и неглубоко. Теплые пальцы дотронулись до его лба, он хотел отдернуть голову, но… не смог. Ее прикосновения успокаивали… Как в той, другой жизни, в Ла Романе. И пусть он знал, что к прошлому им не возвратиться, и его женой движет в лучшем случае сострадание, но ему хотелось чувствовать ее руки, ее близость…
– Когда это началось? И почему вы сразу мне не сказали? – сердито спросила Беатрис.
Посиневшие губы и затрудненное дыхание мужа, его пальцы, вцепившиеся в ткань камзола на груди – ее опыта было достаточно, чтобы определить, что у него начинается сердечный приступ. Уже не думая об их отношениях, она быстро ослабила дону Мигелю шейный платок, затем растянула его камзол.