– Э-э-эм, – Питер ошарашенно воззрился на широкую холщовую рубаху с рукавами на завязках, глухим воротом и прорезью в центре.
– И с молитвой на устах, – прокурорским тоном закончила Арабелла.
– Так. Мне конечно, никогда не достичь ваших сияющих высот, миссис Блад – с этим словами Питер быстро подошел к ней и, отобрав рубашку, рванул прочную ткань. – Но и этому безобразию здесь не место!
Послышался треск, и Арабелла ахнула:
– Питер! Это так…
– По-пиратски? – с готовностью подсказал Блад.
С минуту она смотрела на него, гневно сверкая глазами, и он насмешливо протянул:
– Душа моя, о, неужели после общения с суровыми пуританками тебя покинула независимость суждений?
– О нас и так ходят Бог весть какие слухи! – она посмотрела на разорванную рубашку и прыснула от смеха.
– Тем более не будем разубеждать добропорядочных жителей, – неотрывно глядя в лицо жены, шепнул Питер и обнял ее за плечи…
…Воспоминания об этой сцене вызвали у него улыбку. Неизвестно, был ли скандализирован Бриджоутер. В любом случае, их репутация вряд ли могла пострадать еще больше, принимая во внимание, что какие-то слухи о бурном прошлом доктора Блада и шкипера Питта явно ходили, хотя оба и старались не распространяться на эту тему.
«Чепец Арабелла все же не захотела примерить».
Осторожно, чтобы не потревожить сон жены, Блад убрал пушистые, пахнущие травами пряди ее волос и высвободил плечо. Та сонно вздохнула и перевернулась на другой бок.
Онподнялся, накинул халат и, неслышно ступая, вышел в коридор. Дверь детской, примыкавшей к спальне, была полуоткрыта, и он задержался, слушая дыхание спящих детей и их няни. Томми зачмокал губами и хныкнул, но не проснулся. Питер постоял еще немного, затем направился в кабинет.
Бутылка так и осталась на столе, ром в ней казался черным. Рядом лежала трубка. В высокие окна было видно, что небо очистилось, на нем появились крохотные искорки звезд и узкий серп растущего месяца. Бросив взгляд на пустой канделябр, Блад подумал, что старый Хью опять позабыл принести свечи. Как бы то ни было, июньская ночь позволяла обходиться без освещения, и глаза быстро привыкали к темноте.
«А там ночи совсем другие…»
Странно, в тяжелом бархате тропических ночей ему не хватало светлого неба своей родины, а сейчас пришедшая мысль была окрашена ностальгией. Блад набил трубку и разжег ее, его рука потянулась было к бутылке, но вдруг замерла, затем он медленно сжал пальцы, которые почти коснулись пробки. Нет, так не пойдет. Следовало разобраться, что его одолевает.
Он решительно убрал бутылку обратно в шкаф, а сам уселся в удобное – предосудительно удобное, по мнению какого-нибудь столпа местного общества – кресло возле стола и сделал глубокую затяжку.