– А кто ему расскажет? Может, ты, брат? – прищурился Мигель.
– Нет! Клянусь святым Диего из Алькалы, моим покровителем! – запальчиво воскликнул Диего.
– Разве дикие звери не разговаривали со святыми? – не слушал его Мигель. – И разве море, как и все сущее, – не творение Господа нашего?
– Так то – звери, и ты ведь пока не святой, – рассудительно заметил младший брат и осекся: уж больно странный разговор у них получается. Если их отец, или, не дай Боже, священник и вправду узнают, обоим не миновать хорошей взбучки, а то и еще чего похуже. Впрочем, с тех пор, как они по приглашению дяди Освальдо приехали в Кадис, Мигель все время ведет себя странно и готов часами пропадать в порту, хотя отец совсем тому не рад. Поневоле подумаешь, что кто-то навел на брата чары. Диего продолжил уже жалобно: – Хватит, а? Я промок. А тебя все ищут. Отец недоволен…
Что-то будто погасло в лице старшего брата. Он прерывисто вздохнул и упавшим тоном ответил:
– Пойдем, Диего.
Диего был бы рад пуститься бегом и нетерпеливо оглядывался на Мигеля. Оно и понятно: старший брат всегда был заводилой в их проказах и непререкаемым авторитетом, а тут плетется позади, однако Мигель продолжал идти медленно, опустив голову. Он предчувствовал, что его ждет неприятное объяснение с отцом, и почти наверняка – наказание. Но гораздо больше его огорчало, что приходится уходить именно сейчас – ведь только ему начало казаться, что он различает слова в рокоте моря…
* * *
Май 1707 г., Эль-Ферроль.
Поразительно, как ярко видится то, что случилось много лет назад. Стоит протянуть руку и коснешься шершавого камня стен Кадиса. Мигель де Эспиноса покачал головой и откинулся на спинку кресла. За свою долгую жизнь ему довелось побывать во многих городах, но Кадис, сродни первой любви, занимал особое место в его душе. Золотой Порт, гордость Испании…
На колени упал бело-розовый лепесток отцветающей магнолии, де Эспиноса сбросил его в плещущийся у самых его ног пруд…
…Алехандро де Эспиноса привез сыновей в Кадис в надежде заручиться протекцией дона Освальдо де Мендосы, дяди мальчиков по материнской линии, и затем представить их ко двору. Тогда же Мигель впервые увидел море, и что-то сдвинулось в его душе. Как завороженный, он разглядывал величественные галеоны, матросов, проворно снующих по вантам, всем своим существом желая очутиться на палубе одетого облаком парусов корабля.
Разумеется, упрямство старшего сына, вдруг заявившего, что он намерен связать свою жизнь с морем вызвало негодование у дона Алехандро, человека властного и жесткого. Однако ни посулы, ни угрозы не возымели на Мигеля никакого воздействия. Такого рода бунт мог повлечь за собой самые печальные последствия для строптивого юнца, если бы ему неожиданно не оказал поддержку дядя Освальдо. Что именно убедило отца, Мигель так и не узнал. Но в итоге тот смирился. А ему объявили, что вскоре кузен Родриго, старший сын Освальдо, отплывает на Эспальолу, и на его корабле есть место для теньента Мигеля де Эспиносы.