И тут старика как-то странно повело в сторону. Неловко взмахнув рукой, он попытался переступить ногами для лучшей устойчивости, но только еще сильнее пошатнулся и, окончательно потеряв равновесие, стал заваливаться набок.
Меня будто неведомой силой толкнуло к нему навстречу. Подхватила его под локоть, подставив плечо, и суматошно огляделась в поисках таких же, как я, сострадальцев. Увы, аллея вдруг загадочным образом опустела…
— Тихо, тихо, дедушка, сейчас дойдем, сядем. Голова закружилась? Сейчас, сейчас… — Продвигаясь маленькими шажочками, достигли лавочки. Дед, успев крепко ухватить меня за запястье, осторожно опустился на парковую скамейку, откинувшись на реечную спинку.
— Спасибо, внучка, — с теплом в голосе сказал он, не торопясь отпускать мою руку.
— Может, скорую? — Присев рядом, заглянула в лицо мужчине.
— Старость! — отмахнулся тот небрежно от предложения.
Минуты две мы просто молча сидели. Я — не зная о чем говорить-спрашивать, а дедок — приходя в себя. Оставить его одного в таком состоянии не хватило совести.
Неожиданно старик встрепенулся и сухонькой морщинистой рукой как-то спешно и суетливо нырнул в карман своего видавшего виды бежевого плаща.
— Возьми, внученька, в благодарность, — сказал и вложил в мою ладонь кругляш из желтого блестящего металла размером с юбилейную десятирублевую монету на потертом тонком кожаном шнурке.
— Ой, что вы, зачем? Я не возьму! Он же… золотой? — опешив, запротестовала я против такого презента.
— Возьми, говорю! — Голос старика приобрел повелительные нотки. — И ценности в нём не больше, чем в твоих копеешных серёжках! Мне будет приятно знать, что он теперь в хороших руках. Да и непростая это штучка — таурон. Сохранит жизнь он тебе. Спасет и спрячет. Подскажет и поможет.
— Что-то вроде оберега? — Улыбнулась на затейливое название. «Копеешные серёжки» неприятно царапнули слух. Но на правду не принято обижаться. Все, что могла сирота себе позволить из украшений — это маленькие гвоздики невесть из какого материала с намеком на благородный металл. — Я не верю в сказки, дедушка, — мотнула головой и вгляделась в вещицу: узор из переплетенных тонких жгутиков, словно змеиный клубок, покрывал всю поверхность подарка.
— Повесь на шею. Сейчас, — не меняя тона, повелел странный старец.
Удивленно вскинула на него глаза. Он же, не объясняя причину такого неожиданного наказа, отпустил меня и устало прикрыл веки. Не то чтобы я брезговала, но осознание, что этот предмет уже принадлежал кому-то и висел на чьей-то шее, заставило усомниться в этичности поступка. Дед, будто услышав мои мысли, усмехнулся беззлобно: