— Я надеюсь, вы простите мне мой поздний визит, — извиняющимся тоном произнесла Гвен, заглядывая в его глаза, кажущиеся темными в полумраке комнаты, освещаемой лишь тусклым пламенем свечи на его столе и светом ее факела.
— Вам не за что извиняться — в своем замке вы вольны ходить куда и когда угодно, — его голос был учтив, но Гвен уловила в нем необычно прохладные нотки.
Грейв спохватился и взял факел из ее рук, вставив его в железный обруч, вделанный в стену — свет пламени стал освещать комнату ярче, озаряя его крупную фигуру красновато-желтыми бликами и отражаясь дьявольскими огоньками в его глазах.
— О, не беспокойтесь, я ненадолго, — начала было Гвен, чувствуя, что все больше волнуется, — я лишь хотела сказать, что была неправа сегодня вечером. Я не стану требовать от вас участия в турнире, если вы этого не хотите. Признаю, это был мой каприз, но ваши чувства и желания для меня важнее, чем удовлетворение собственных прихотей.
Гвен видела, как при ее словах его грудь стала вздыматься сильнее и чаще — ее волнение внезапно передалось и ему. Она ощутила внезапную сухость во рту и невольно облизнула губы.
— Вы свободны от данного мне обещания, — торопливо добавила она, стремясь нарушить тягучую пугающую тишину вокруг них, — но это касается только вашего участия в турнире. Надеюсь, во всем остальном вы будете все так же преданы мне.
— Я предан вам всецело, леди Ройз, — его голос казался ей еще более низким и непривычно хрипловатым. — Благодарю вас за ваше великодушие.
— Что ж, доброй ночи, капитан, — вздохнула Гвен.
Она повернулась к стене и подняла руку к факелу, собираясь достать его из подставки и уйти, но ее вдруг перехватила мужская рука, осторожно, но крепко сжав запястье. От его дерзкого прикосновения у Гвен закружилась голова, а сердце в груди забилось еще чаще. Она медленно повернулась, не зная, гневаться ей или сохранять невозмутимость.
Он тотчас же отпустил ее руку и смутился.
— Простите, миледи… Я только хотел спросить…
— Спрашивайте, Грейв, — подбодрила его она, мечтая о том, чтобы кто-нибудь подбодрил ее саму.
— В вашей гвардии столько прославленных рыцарей, мечтающих отстаивать честь вашего знамени… Почему вы хотите, чтобы и я вышел на ристалище?
Казалось бы, в его вопросе не было ничего необычного, но Гвен совершенно растерялась. Она и сама не смогла бы объяснить, почему ей так хотелось увидеть этого странного мужчину закованным в латы, верхом на боевом коне, устремляющим копье в щит соперника.
— Возможно, потому что я верю в вашу победу, — нашлась она с ответом и вновь облизнула пересохшие губы.