Ну и что с того, что Сол груб от своей неуверенности перед остальными и неловко чувствует себя перед ней в частности? Будто это в самом деле что-то меняет в его преступной сути… Он опасен и точка. Не задумываясь свернет ей шею, если того потребует случай — это уж точно. Но… с другой стороны, если подумать, таким положением вещей все же можно было манипулировать. Да, она не в королевском дворце и даже не в Восточном пределе, но чем же Сол отличается от пажей и конюхов, пускавших на нее слюни и так же, как и он, норовивших задеть ее своим нарочито грубым обращением? Пожалуй, то еще предстояло узнать… но первая попытка уже принесла свои плоды.
Развернув сверток с вяленым мясом, Милти с наслаждением вдохнула знакомый дух копчения и почувствовала, как в нетерпении сжался ее желудок. Но прежде стоило накормить больного мальчишку, а сама она, если на нее не хватит, теперь уж точно знала где и как раздобыть еще.
Кое-как растолкав сонного бедолагу, она сунула ему в руки еду и стянула с его плеч бархатный плащ, заменив его более теплым шерстяным. Глядя на то, как паренек накинулся на угощение, девушка улыбнулась — значит не все так плохо, ведь у больных аппетита не бывает. Значит поправится и сможет продолжить путь. Значит одной бедой меньше…
А потом накинула себе на плечи плащ и охнула, обнаружив на синем бархате яркие бурые разводы крови…
У Амделла кружилась голова. Принцу казалось, что кто-то колдовством вытравил весь воздух из его покоев! Он прогнал слугу принесшего дурные вести, швырнув в него первое, что попалось под руку… кажется, то было пресс-папье или нефритовая чернильница. И как же жаль, что она не раскроила этому трусу голову!
Амделл хотел крикнуть страже схватить ублюдка, посмевшего ждать… Посмевшего медлить с новостями, вместо того чтобы сообщить их своему господину сразу же по прибытию во дворец, ведь проклятый трус опередил их почти на день и отсиживался в приемной принца, вместо того чтобы незамедлительно увидеться с ним! Но человеческая речь будто стала слишком сложной для его языка — от огня, вспыхнувшего в груди, от той бури чувств, что захлестнула Амделла, мужчина не мог и слова вымолвить! Только рычать и вопить, уничтожая все, на что падал его взор.
Мечась в нем точно ураган, он за считанные минуты перевернул все в своем кабинете. Амделл срывал старинные картины со стен и швырял золоченую мебель в окна, из которых в теплую комнату врывался промозглый осенний ветер… он был не в силах обуздать свои эмоции. И только когда в кабинете не осталось ничего целого, выбившись из сил, уселся прямо на пол посреди полной разрухи, приводя в порядок дыхание.