— Я чувствую себя прекрасно. Голова работает очень хорошо, — честно ответил я.
И это правда. Ведь не будь сейчас моё сознание разогнано до неприличных скоростей, я бы запинался и тупил, ведь общаясь с данным индивидом, я произвожу похожую на внутренний перевод процедуру. А как иначе, ведь думаю я на незнакомом для себя языке и понимаю его лишь потому, что происходит некий образный перевод. Не в смысле картинок, а в смысле значений.
Блин, или всё не так? Ну не могу я толком происходящее объяснить. Хрень в общем в моей голове творится не совсем мне понятная. Но суть её проста, я понимаю что мне говорят и могу отвечать.
Ответив на вопрос о своём самочувствии, я уставился на «Мясистого» внимательным взглядом, на который он приветливо улыбнулся.
— Неужели не хотите спросить, куда вы попали? — осторожно поинтересовался он.
— Вон туда я попал… — кивнув в угол помещения, буркнул я.
Три пары глаз проследили направление моего кивка. Стражники, которые, держа фонари, настороженно стояли по бокам от «Мясистого» хмыкнули и переглянулись, но тут же придали себе отстранённо-сдержанный вид. Дисциплинированные, однако, парни.
Обладатель же кожаной куртки какое-то время тупил на два каменных бортика, между которыми имелась чаша-углубление и небольшая дырка. Дырку я правда не видел, но исходя из того, что из угла попахивало дерьмом, был уверен, что она там имеется.
«Мясистый» укоризненно покачал головой и обнадёживающим тоном произнёс:
— Ещё раз повторюсь, ваше положение далеко не отчаянное и, если вы будете следовать нашим просьбам и рекомендациям, уже через четыре дня, очень возможно, окажетесь дома. В своём родном мире. Как вас, кстати, зовут?
— Я не помню, — ответил я.
— Ай, яй, яй. Да, увы, в таких случаях как ваш, подобное случается. Скажите, а что вы помните? Попробуйте выцепить ваше последнее воспоминание.
А вот это, барбос щекастый, я тебе, пожалуй, рассказывать не стану. Так как хреновое это воспоминание. Неприятное. Вот я словно мотылёк за мутным стеклом, а вот, после, меня начинает насильственно затягивать в это — чужое для меня тело. С невыразимой не телесной болью скручивает и тянет. И я интуитивно понимаю, что происходит данный процесс по воле сосредоточенных мудил в мантиях.
Мне, кстати, по молодости вторая заповедь деда не понравилась. Это та, которая «Не ври людям внучок». И я, как всякий считающий себя самым умным малолетний дебил, немедленно деда подловил. «Дед, говорю, а вот если тебя нацисты в плен возьмут, ты им что, всю правду расскажешь, да?»
Когда я после от дедовской затрещины очнулся, старый пердун поднял палец вверх и авторитетным тоном заявил: