Растворюсь в тебе (Чащина) - страница 5

Через какой-то период времени вернулся мужчина. То что он большой, выдала его тяжёлая поступь по полу, и я всем телом ощутила присутствие рядом высокого человека.

Он сел на кровать рядом со мной, и прогнулся под ним матрас. От него пахло бензином и краской.

— Ты в моём доме, тебе нечего бояться, — сказал он мне.

Это было совсем не нужно. Я потерянная и до уныния одинокая. Да, многие скажут, как моя мама: "у тебя вся жизнь впереди". Но я не видела, что там впереди, и не хотела никакого будущего.

Широкая горячая ладонь погладила меня от головы до поясницы, и я вздрогнула, осознав, что лежу совершенно голая.

— Не бойся, сейчас я займусь твоей попкой, — усмехнулся мужчина, и я вся напряглась. — Лучше расслабься, это укол. Обезболивающее.

Превозмогая боль, я попыталась съёжиться всем телом. Почувствовала шлепок по попе.

— Я же просил расслабиться, — строго сказал он и зафиксировал мои бёдра волосатым предплечьем.

Боль от моих дёрганий была нестерпимая, и я вымученно застонала. Почувствовала, как игла входит в бедро и замерла на время.

— Вот умница.

Кажется, по моей попе проехался язык. Ситуация стала совсем невыносимой. Гнетущая, удушливая. Вот не хватало мне, после приключений с долгом Марата, загреметь к маньяку в лапы.

Удручённо заплакала.

Меня укрыли одеялом и чуть приподняли с подушки.

— Выпей, — к губам приложили бутылочку с водой.

Я сделала большой глоток. Вода оказалась какой-то живительной. Попала волной внутрь, и организм вроде ожил. А потом и ноющая боль притупилась. Получилось расслабиться. Голова безвольно скатилась с подушки, и я медленно погружалась в сон.


— Инна, надо сесть, — сказал уже знакомый голос.

Сильные, очень крепкие руки потянули меня выше, и я слабо цеплялась за одеяло, потому что помнила, что нагая. Мужчина помог мне прикрыться. Уложил меня на подушки, полусидя.

Я разомкнула веки. Голова не кружилась, я не чувствовала боли. Передо мной сидел мужчина.

Действительно здоровый и взрослый. Наверно, около тридцати. От этого становилось не по себе. Волосы его были отросшие тёмные, борода короткая. Правильные черты лица с высокими скулами. И глаза тёмно-карие с огоньком, такие пронзительные, что я боялась дышать, пока они меня сканировали.

— Привет, — он улыбнулся очень красивой белозубой улыбкой и поднял повыше зелёную тарелку, чтобы я увидела её. — Паша Андреевич, наш фельдшер велел кормить тебя кашей. — Будем есть.

Он не дождался от меня реакции, набрал ложку каши и приложил её к моим сомкнутым губам. Терпеливо ждал. А я вдохнула запах молочной овсянки и с голода различила аромат сливочного масла. Кашу я не ела со школы. Марат такую еду призирал, а я пыталась ему во всём угодить.