Да, он бросил меня и исчез. Да, он мерзавец и гад, не заслуживающий доверия. Да, я ненавидела и любила его одновременно. Но я не верила, что Максим может причинить мне зло, поэтому решила не противиться, а выслушать все то, что он желает мне поведать.
Это потом можно поднять на смех все его выдуманные истории, причины, по которым он отсутствовал так долго, а сейчас я молчала и наслаждалась его близостью, крепкими объятиями и хрипловатым голосом, что успокаивал и внушал ложные надежды.
Макс донес меня до закапанных в снег паровых саней, что и в подметки не годились императорским, на которых мы приехали в эту глушь. Усадив меня на землю, предварительно постелив под мою попку свое меховое пальто, он раскопал транспортное средство, перенес меня на него, сел рядом и повез нас в неизвестном направлении.
Я больше не делала попыток заговорить, да и Волков, сконцентрировавшись на дороге молчал, продолжая, однако, обнимать меня за талию. То ли боясь, что упаду, то ли желая продемонстрировать заботу.
Я не обращала внимание и наслаждалась поездкой. Закрыла глаза и представила, что лечу, и так легко стало на душе и хорошо, что позабылись эти ужасные недели, позабылась проблема с замужеством, позабылся противный Олсен. Здесь и сейчас были только я, он и наш малыш, о котором Макс еще ничего не знал.
Но я твердо решила, что расскажу. Он отец и должен быть в курсе, а захочет принимать участие в жизни ребенка или нет, пусть решает сам. Мы его заставлять не собираемся. Правда, малыш?
Положив ладонь на живот, я улыбнулась. Уверенность, что он там, внутри, крепла час от часу. Я чувствовала его всем своим существом, и безумно его хотела.
Через два часа пути сани остановились около обветшалого, двухэтажного, деревянного домика. Он стоял один, среди деревьев и казался нежилым, но я заметила промелькнувший в окне силуэт.
Мех поднял меня на руки, направляясь ко входной двери, но она открылась раньше, чем мы успели приблизиться.
— Джо? Арман? — мои глаза при виде потерянного друга и его любимого напоминали круглые пятаки. Дыхание перехватило, а сердце замерло в груди, — что… что вы здесь делаете?