Конечно, можно было ещё бросить учебу и выйти на работу, но этого я хотела избежать любым способом.
И даже при всех трудностях, свалившихся на меня в последнее время, о своём решении съехать я ни разу не пожалела. Да, жилось трудно. Денег от продажи вещей и книг оставалось всё меньше, а тех крох, которые я получала за частные уроки музыки, едва хватало на еду. А тут ещё возросла квартирная плата. Не всё складывалось гладко.
Зато я была совершенно свободна. Никто не указывал, не контролировал мою жизнь, ничем не попрекал и не гнал из родного дома.
— Ох, Арчи, — вздохнула я, посмотрев на сидевшего в огромной позолоченной клетке старого попугая. — Неужели придётся продать и твой волшебный замок?
Арчи очень любил отец. Саму птицу и роскошную блестящую клетку, похожую на волшебный дворец из сказок, он три года назад привёз из своих странствий.
Сквозь полузакрытые веки попугай наблюдал за моими метаниями по комнате. Я подошла и, любовно огладив тонкие прутики, кончиком пальца коснулась белоснежной головки птицы, мягких перышек на грудке и длинного хвоста.
— Или стоит взять академический отпуск и найти работу на целый день? Мы больше не можем жить как прежде, — с сожалением сообщила ему.
Арчи ухватился клювом за локон, свесившийся в клетку, ласково поиграл им и выпустил. Волосы были самой примечательной чертой моей внешности и очень нравились папе. Из-за блестящих и длинных прядей цвета пламени он называл меня «Эльмирой», изменив данное при рождении имя.
— Ты настоящая Эльмира, дорогая, — говорил он. В переводе с испанского это означает «принцесса».
Светло-серые, почти серебристые глаза достались мне от мамы. Юлька уверяла, что они часто меняют оттенок, становясь то зеленоватыми, то голубоватыми, когда я расстраиваюсь или радуюсь. В остальном мою внешность можно назвать совершенно обычной. Подруга же уверяла, что мне стоит гордиться правильностью черт лица и особенно, светлой, вернее, бледной до прозрачности кожей. Но я как-то предмета для особой гордости не находила, напротив, считала собственную внешность довольно тривиальной. А что уж точно портило мой облик, так это очки. Всегда мечтала от них избавиться, но линзы считала слишком дорогим удовольствием, а об операции по коррекции зрения оставалось лишь мечтать.
— Элька-а-а-а, — до слуха донёсся голос вернувшейся с прогулки подруги. — Иди погляди, что пришло на почту!
— Бегу-у-у, — отозвалась я, обрадовавшись, что хоть на мгновение могу отбросить грустные мысли.
В тесной прихожей стояла Юля, яркая и сверкающая, словно тропическая бабочка с букетом алых роз в руках.