И тогда, в переулке под дождём, когда он схватил меня за руку, и в номере той гадюшни, когда прикоснулся ко мне впервые. Уже тогда аппарат, который качает кровь, застучал сильнее. Петька бы гордился мной. Он бы точно оценил, какой я стала.
— Братик… Я скучаю…
Эти слова утонули в реве автомобилей под гостиницей, и я прикрыла ставни.
"Хочу тишины. Той которая дарила мне покой. Желаю слышать лишь звон бамбуковых бубенчиков в саду, в котором мы посадили цветы."
Но я проклятье, в которое этот идиот по всей видимости свято верит. Мало того! Шин обманул меня сам, когда требовал правды. Иначе как объяснить наличие новой швабры в его доме?!
Так прошло еще два дня. И я не выдержала, решив, что нужно поесть чего-то человеческого.
— Девушка! Постойте! — эффект дежавю, заставил меня остановиться у небольшого переулка, который вел от магазина к повороту на улицу, где находилась гостиница.
В голову пролезли воспоминания о бабушке Шале. Но это была не она. Передо мной стоял мужчина средних лет в сером плаще с черной шапкой на голове. Он как-то странно осмотрел меня, а потом отмахнулся и пошел в другую сторону.
— Что это было только что? — я начала оборачиваться по сторонам, а в груди снова разгоралось давно позабытое чувство страха.
Я привыкла ходить по улице с кем-то. За последний месяц я ни разу не выходила одна.
Ботинки заскрипели по серой брусчатке и я ускорила шаг. Нужно скорее добраться до отеля. И дернул черт выйти! Можно же было дотерпеть до утра и поесть в аэропорту! Нет же, поперлась дура искать приключений на причинное место!
Быстрым шагом я вбежала по ступеням гостиницы, и только в лифте сумела успокоиться. Нельзя так бояться. Это привлечет ещё больше внимания. Нужно научиться реагировать на всё спокойно.
Но даже теплый душ не смог вытеснить из меня тревогу. Этот мужчина мог быть кем угодно. По акценту англичанин, но кто его знает. Ланкастер вполне мог прознать о моем побеге из додзё Шина. Мало того, моего дражайшего женишка тоже со счетов сбрасывать нельзя.
— Господи! — я с остервенением расчесывала подсушенные полотенцем волосы, и смотрела на свое отражение в зеркале чуть ли не с ненавистью.
Бросила щетку в раковину и оперлась о нее руками.
— Я смогу! Всё будет в порядке! Мне никто не нужен, чтобы выжить. Я все сделаю сама. После завтра я уже буду смотреть на закат над Гудзоном и радоваться жизни.
Решительно открыла двери из ванной и окаменела. На макушке начало растекаться покалывание, а лицо застыло с одним выражением, не двигаясь совсем.
— Ты кожу себе там соскребала?
Шин стоял у окна, сложив руки на груди. На нем опять была эта черная тряпка, больше похожая на изодранный в хлам мешок.