Я чуть не отпрыгнула от него, когда парень проделал это, а потом и вовсе офигела.
— По всему, ты меня младше, а значит я могу упустить формальное общение и потребовать нормальной благодарности, Мари-ши, — он совершенно точно издевался.
Ну не может же взрослый мужик говорить такую высокопарную чушь с таким серьезным видом? Я вообще таких не видела ни разу. А на моем пути встречались отпрыски таких богачей, что их этикету учили раньше, чем читать и писать.
— Так я могу тебя проводить? Ты позволишь? — странный дикий вопрос завис между нами, и я подумала, что раз уж так сложилось, то неплохо бы ему сутану "господина смерть" вернуть.
— Думаю, да! Мне нужно вернуть тебе твою… кофту! — проглотила словосочетание, которое так и вертелось на языке, и парень кивнул.
— Тогда пойдем! Скоро автобус, — он отвернул ворот толстовки, которая была больше похожа на плащ из флиса, и посмотрев на часы, кивнул в сторону конца переулка, где стояли люди на остановке.
— У меня… — я собралась, и выдала, то о чем он вероятно и так знал, раз закончил за меня:
— Я заплачу. Пошли!
Слова застряли в горле, и говорить что либо ещё не было смысла. Как и пытаться найти рациональное объяснение тому, куда меня занесло, и как я тут оказалась.
Пока мы ехали, я все пыталась успокоиться. Из всего выходило, что я не так далеко и забрела, хотя бродила несколько часов. Буквально через сорок минут в вечерних сумерках автобус затормозил у того самого антикварного магазинчика на противоположной стороне.
Мы спустились со второго этажа автобуса, и вышли под дождь, который к вечеру только усилился.
— Ужасная погода, — чертыхнулась и закуталась в толстовку сильнее.
— В Японии ещё хуже. Во время сезона дождей на улицу выйти вообще невозможно, — холодный и глухой голос раздался позади меня, и я обернулась.
— Ты… японец?
Мы встали на светофоре и я засмотрелась на то, как на его открытом участке лица мигает красный свет. Это была совершенная картинка. Настолько идеального зрелища я не видела никогда в жизни. Казалось, что передо мной не человек, а чертов персонаж из какого-то кассового боевика. Ему шел этот шмот и вид настолько, что я залюбовалась. И мрачняк мне показался не таким уж страшным.
— Нет… Я кореец, но наверное мне нельзя себя так называть, — с какой-то долей горечи ответил Шин, а на его лице вспыхнул уже зелёный свет.
Это словно отрезвило меня, и мы продолжили идти между прохожими. Снова молча, но от этого мне не было неловко. Мне не было странно или того хуже, я не стеснялась этого человека. Хотя должна была. Однозначно, потому что это именно он нагло меня поцеловал и назвал это "платой".