Юргир прикинул, размышляя — по всему выходило, что лететь до Моска даже ближе, чем до Куифру.
— Хорошо, сейчас распутываем эти все ремни, я беру то, что в красном, оно потяжелее, Орти, Варр и Ирх, вы — второе, меняетесь, едва почувствуете усталость. Урил, Анхи — вы забираете все эти их штуки и, благослови нас Великий, вперед!!
Шторм пришел совсем неожиданно, даже для бывалых мореходов он оказался нежданным… по всем приметам, а бывалые пираты были очень наблюдательными и сторожкими — иначе бы не смогли они столько лет бороздить моря и иметь богатую добычу. Но не в этот раз… за пять вздохов небо вдруг стало не просто темным, а мрачно-серым, забегали вольные моряки, засвистел свисток стоящего на мостике кэпа, заорали надсмотрщики, подгоняя рабов, закованных в тяжелые цепи. Те и сами, понимая, что надвигается что-то страшное, дружно навалились на весла. А Джас впервые за все время — обрадовался! Как он радовался, точно зная, что подходит к концу его никчемная теперь жизнь!! Ему хотелось петь, орать вовсе горло, он широко разевал рот, только никто не слышал его воплей.
Впервые за долгие пятнадцать лет, он энергично работая неподъемным веслом, улыбался.
Много воды утекло с тех пор, когда его полуживого, безъязыкого продали за одну монету пиратам на вот это судно. Долго валялся он в затхлом закутке в трюме, никто из пиратов не верил, что этот изуродованный, дикий степняк выживет, но Джас, до краев заполненный ненавистью к Людигу, упорно цеплялся за жизнь, не было у него другой цели как отомстить.
Молоденький, тощий парнишка попавший в плен вместе со своим мощным дедом, был не пригоден для весел, и его оставили для мелких поручений, вот он-то и приносил Джасу воду. И Джас, пройдя через жестокие муки и боль, выжил.
Сначала это был человек-призрак, через некоторое время — а его стали усиленно кормить, раб должен быть сильным, он крепко стоял на ногах, но был неуправляемым, бешеным в своем гневе, несколько раз пытался бежать, умудрился ухватить близко подошедшего надсмотрщика, стараясь задушить, был нещадно бит, опять валялся полуживым в трюме. Едва поднялся на ноги, заковали в самые тяжелые цепи, несмотря на это, его боялись все пираты, никто не мог выдержать его дикий ненавидящий взгляд, так и остался он для всех «Бешеный немой».
И только дед этого щуплого парнишки, сидевший рядом с Джасом, негромко себе под нос иногда говорил:
— Угомонись, степняк, не трать свои силы на ненависть, она сжигает изнутри. Я не знаю, кто тебя так изуродовал, но судя по всему — ты такую участь заслужил. Я тоже заслужил все это, — он потряс цепью, — но вот мальчишка мой, вот он-то безвинно страдает!