— Эй, Май! — разносится пьяное позади нас.
Сжимаю кулаки, изо всех сил сдерживая желание размазать слизняка, посмевшего покушаться на мою Шипучку, по асфальту. Майя оборачивается и хмурится, глядя на своего дружка.
— Чего тебе, Морозов? — раздраженно кидает она.
— Так это что ж, не твой папашка? — таращит глаза щуплый засранец.
— Это мой парень. Разве я не предупреждала, что он огромный, как медведь?
Пацан делает несколько неуверенных шагов к нам, вставая ровно под фонарь, чем открывает занимательный вид на свою презрительную мину.
— Так это не папаша, а папик! Не ожидал от тебя такого, Майка, — присвистывает он. — Что ж ты сегодня об мои колени терлась, у этого не стоит? У него только кошелёк толстый?
Шипучка гневно раздувает ноздри, того и гляди взорвется. Я не даю ей такого шанса. Выбрасываю руку и точным движением укладываю пацана на асфальт.
Тот громко стонет, сжимая нос. Хватаю Майю за руку и увожу к дороге. Там по обыкновению рядком стоят бомбилы. Запихиваю слабо сопротивляющееся тело в машину и называю свой адрес. В крови гуляет адреналин, пополам с гневом.
— У меня завтра утренник, костюм дома, — слабо пищит Шипучка.
Беззвучно выругиваюсь и велю водителю разворачиваться. Кровь приливает к голове, глухо стучит в ушах. Не уйди мы оттуда, на асфальте осталось бы только пятно, а не корчащийся от боли имбецил. На Майю даже смотреть не могу. Значит, она ещё и на коленях успела поскакать…
И после всего этого говорит мне такие слова!
Шипучка, словно чувствуя мой настрой, вжалась в сидение машины и молчит. Даже не шевелится. Когда подъезжаем к ее дому, выходит безропотно, в квартиру поднимается беззвучно. В темном коридоре их облезлой однушки застывает, словно ожидая приговора.
Да, звезда моя, ты накосячила.
Кладу руки на пряжку ремня, с громким щелчком расстегиваю ее.
— Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Майя.
— Берусь за твое воспитание.
— Всё-таки решил заделаться папашей? — язвит она.
— Ещё слово, Майя, и клянусь, ты месяц сидеть не сможешь.
Вытягиваю ремень из шлевок, и глаза девчонки округляются. Она делает несколько шагов назад и оказывается прямо возле расстеленной кровати.
— Ты же не серьезно? — дрожит, боится.
— А ты серьезно терлась об коленки своего дружка? Серьезно танцевала на столе, серьезно позволила ему…
— Я же просто веселилась! — раздраженно выдыхает она.
— Твой приятель так не посчитал!
— Я буду сопротивляться! — вскакивает на кровать, выставляет перед собой подушку.
— От меня не убежишь, — наступаю на нее, ловлю руками за запястья, но она выкручивается.
Ныряет мне под руку и оказывается на другой стороне комнаты. Неспешно наступаю на нее. Гнев давно улетучился, раздражение спало. Меня веселит наша игра.