При отсутствии аргументов в споре старался задавить собеседника морально. Он не полагался на авось, но далеко не всегда действовал так, как стоило бы. С лёгкостью менял позицию под давлением обстоятельств. Был самолюбив и с удовольствием приукрашивал собственные достижения, особенно если речь шла об уже минувшем, или когда знал, что его не смогут опровергнуть. Качество чаще всего проявлялось в переиначивании рассказов о прошлом, не более, и серьёзных вещей не касалось.
Рома нетерпим к критике, немного избалован и видит жизнь позитивнее, чем она есть, ибо всегда жил в достатке. Не верит в людей и лёгкий успех, часто недооценивает риски и не умеет ставить точки. Даже я, при своей надменной склонности пытаться объяснить всё и вся или хотя бы высказать своё мнение, никогда не лез к нему с советами, зная, что он их наверняка не оценит. К тому же присущие ему взгляды на жизнь воспринимались не безосновательно и имели право существовать, в них не отражалось ничего вызывающего или тупого, как, например, в позиции Серёжи…
Рома тщательно скрывал все спорные черты, создавая впечатление исключительно положительного человека, но, как и у любого из нас, оставаться всецело хорошим не получалось. Изъяны должны присутствовать в каждом, а из-за постоянного сдерживания они вырывались из него разово, подобно вулкану, доведённому до точки кипения.
В наших с ним точках соприкосновения наиболее неудобными из его черт считаю отношение к взятым на себя обязательствам и переложение ответственности. Порой для него иметь обоснованную отмазку приравнивалось к выполнению половины дела, а сделать, как можешь, но прямо сейчас, ему казалось хуже, чем пообещать сделать хорошо, но потом, а по итогу не притронуться вообще.
Касаемо странного восприятия вины и чужих намерений с ним стоило вести себя осторожно, даже попытка помочь из лучших побуждений часто выходила боком. Ты его прикрываешь, а Рома тебя обвинит в самой сути проблемы, сделав крайним, не замечая, что создать основу мог только он сам…
В свою очередь его раздражало моё высокомерие и хладнокровность, которую он считал показной.
С самого детства Ромчик воспринимался моим сознанием как лидер нашей компании. На желание поспорить с ним это конечно никогда не влияло, но я всегда спокойно на него полагался, без страха оставляя за ним последнее слово. К тому же он не очень-то любил брать на себя ответственность, поэтому с удовольствием возвращал право выбора отправителю, но делая это на правах главного.
В процессе нашего взросления проявлялась и другая сторона — часто наблюдалась нерешительность в ответственные моментах, где лично я или все мы нуждались в его мнении. Рома отмалчивался и пускал всё на самотёк, что порой сильно задевало мою гордость или интересы. Пара примеров невольно натолкнула на вывод о Роминой неспособности в нужную минуту быстро принять волевое решение.