Я попробовал ещё раз. По-русски.
Получилось что-то вроде: «Ах-с ти-и ооп ффашшу...»
Такое ощущение, что шепелявый иностранец в первый раз попытался заговорить по-русски. Но я же не иностранец! Я коренной россиянин!..
...Между тем издаваемые мной чудовищные звуки вызвали весьма бурный эффект. Старуха отступила на два шага. Девка испуганно икнула. Тибо... Мой слуга Тибо разразился новым потоком ругательств.
– Ах вы чёртовы шлюхи! – заорал он. – Вы что с моим господином сделали?!! А?! А ну давайте быстро возвращайте всё как было!
И схватился за топор.
И тут я понял: это не глюк и не сон. Не бывает настолько достоверных снов.
И если я не вмешаюсь, мой слуга в следующую секунду начнёт кромсать бабку топором.
– Стоять, Тибо!!! – взревел я.
Поскольку на этот раз я не пытался себя контролировать, сказано это было на языке, который теперь, видимо, стал для меня родным. То бишь на французском. Средневековом французском.
Подействовало. Тибо остановил молодецкий замах и уставился на меня с нескрываемой радостью.
– Ваша милость! Так с вами всё в порядке?
– Всё нормально, – я оттащил его от женщин, – они мне очень помогли.
– Так вы всё вспомнили?
– Эээ... – Всё, что я имел, это кое-какие практические навыки сьера Андрэ и способность говорить на его языке. Более ничего! – Оставайся тут, мне надо отлучиться.
Именно так. Подумать. И отлить заодно.
Снаружи стояла полнейшая темень. Средневековье, блин! Целые века до электричества.
Пахло навозом. Где-то неподалёку брехала собака. У изгороди переступали и пофыркивали наши кони.
Что же со мной произошло?
Так, прежде всего – спокойно. Надо понять, что случилось.
Я помнил субботний вечер. Помнил, как мы со Светкой шли из гостей. Вспомнил этих двух козлов на машине... Вспомнил выстрел... Ну я хорош! Так лохануться...
И тут меня вдруг обожгла одна мысль... одна мелкая такая мыслишка... Так они, что, получается, убили меня, что ли?..
Бред. Может, мне «крышу» снесло?
Что значит «убили»? Вот он я – стою, гляжу по сторонам, ни черта в происходящем не понимаю...
...и нахожусь при этом в чужом теле.
Вот последнее – относительно чужого тела – я осознавал очень чётко. Даже если забыть о том отражении, которое я видел в герардовском трактире. Ощущение, что моя бренная душа сменила место жительства, происходило исключительно изнутри.
Во-первых, изъяснялся я теперь по-французски. Во-вторых, я стал иначе воспринимать мир. Слух стал острее. Запахи различал куда лучше, чем раньше. И тело стало другим. Оно и раньше было не хилым, но сейчас в нём чувствовалась настоящая сила