Все хорошо, я просто снова «сорвалась».
Родители не виноваты, что у них сломанная дочь, поэтому я берегу их от себя самой.
Мои близкие — пара человек, а теперь уже минус один — не виноваты, что по неосторожности делают мне больно, и я тоже прячу от них себя настоящую.
Антон не виноват, что я боюсь верить мужчинам. И я тоже буду беречь его от себя самой.
Маску милой дурочки я могу носить почти без изъянов.
Милая дурочка удобна всем: она всегда понимает, принимает и радуется, не грустит и не боится спать без света.
Глава сорок первая: Антон
На работе бывают дни, когда просто аврал.
Бывает пиздец.
А бывает полный пиздец, вот как сегодня.
Обычно, когда случается вариант три, я стараюсь свалить домой, как только появляется возможность, и завалиться спать, чтобы к утру голова снова была работоспособной. Но сегодня пришлось немного покататься по городу, потому что дома у меня девчонка после сотрясения, и мне тупо страшно, что она может сделать что-то такое, из-за чего я взорвусь. Или я сделаю что-то такое, из-за чего она пустится в слезы.
Так что покупаю бургеры — которые люблю, но сегодня вряд ли есть аппетит — и потихоньку, черепашьим шагом, рулю домой.
По дороге звонит мама, спрашивает, как дела у нас с Очкариком, и только потом очень нехотя говорит, что ей звонила Наташа. Спрашивала, не сменил ли я номер, потому что у нас с ней «общее дело и мы должны быть на связи». Не на связи я потому, что заблокировал ее номер. Этот цирк уже перестал развлекать даже в научно-познавательных целях.
Да и вообще: заебало быть понимающим мужиком.
Йени встречает меня счастливой мордашкой: улыбается, с любопытством заглядывает в руки — что я там привез? Все же ее реакции удивительно забавные: то строгий взгляд, когда не очень удачно шучу, то вот такая детская непосредственность, когда огорчается, что я привез ужин к ужину.
Она пытается быть комфортной. Удобной для меня. Никогда у меня такого не было, и это нереально тешит ЧСВ[14].
Так что приходится запихнуть подальше злого Антошку и, чтобы не натворить дел, сбежать в другу комнату, разговаривать по телефону. Когда я зол — меня совсем нельзя трогать. А когда мне изощренно имеют мозги весь день, пытаются доказать, какое я говно и как меня в легкую прижмут ногтем большого пальца — я предпочитаю быть абсолютно один в принципе.
Расслабиться помог бы секс: быстрый, без долгой прелюдии, просто чтобы физиологически снять напряжение. Потом ужин и еще потрахаться.
Но Очкарик, кажется, «не вытащит» этот сценарий.
На экране ее телефона, который нахожу в гостиной, имя и фотография печального Пьеро. Какого хера он ей названивает в десять часов вечера? Не без удовольствия выключаю ее телефон, решаю еще пару вопросов — и в животе урчит, когда из кухни тянется аппетитный аромат. Так замотался, что даже толком не поел в обед.