Глава двадцать шестая: Антон
— Прости, — немного успокоившись, говорит Йен, — это просто нервы.
— Точно?
Не знаю, что бы я делал, если б узнал, что за тот час, пока добирался, Наташка успела ее обидеть. Наверное, какую-то злую хуйню. Или очень злую хуйню. И по хрену на крутыша Александра и все семейство Сергеевых.
— Точно. — Очкарик поднимает голову, и с третьего раза у нее даже получается улыбнуться. — Типичный невроз творческого человека. Я не очень хорошо справляюсь с внешними раздражителями.
По-моему, так вообще не умеет давать бой, но это нормально: не все в жизни пробивные и упоротые. Кто-то рожается тихоней, кто-то заучкой, а кто-то матерящимся следаком.
— Я соскучилась, — как-то быстро перепрыгивает на другу тему Йен.
Через секунду понимает, что сказала, и снова пытается спрятаться, но на этот раз я успеваю придержать ее лицо за подбородок. От нее все так же пахнет колючими белыми цветами, а стоит наклониться ближе — над удивленно приоткрытыми губами появляется легкий запах сладкого муската.
— Кто-то пьяненькая? — подмигиваю я.
Кивает.
— Если твои родители не разрешат нам спать в одной постели, ночь проведем в моем «ведре». Там целый диван сзади.
Ее нужно на что-то переключить, расслабить, вытащить из паники. Тем более, что даже не приходится ничего нарочно придумывать — я реально хочу потрахаться с ней сегодня. Хотя бы в формате «лайт» — взаимный петтинг, мой язык у нее между ног.
— Ну ни хрена себе… — влезает как будто между нами молодой женский голос.
— Это Вика, — шепотом говорит Очкарик. — Сашина сестра. Я буду крестной ее сына, как только они с мужем определятся с датой.
А с ней радом, с чашкой в руке, моя бывшая.
Если бы она была Циклопом из «Людей Х», от Очкарика бы уже ничего не осталось. А следующим на очереди волны бешенства был бы я.
Она никогда не умела себя контролировать. Пыталась, иногда мне даже казалось, что удачно, но потом случалась какая-то ерунда — и ее снова смывало на дно, откуда Наташа с радостью поднимала волны говна и помоев на мою голову.
Если она и до моего приезда вела себя так же, то неудивительно, почему малышка трясется, как осиновый лист.
— Она… там? — шепотом спрашивает Йен, и я чувствую, как пальцы сильнее цепляются мне в бока.
— Угу, но повернуться придется, малыш.
Пока эти двое идут к нам, Очкарик потихоньку отпускает меня и пытается отодвинуться.
Не правильно.
Наверное, думает, что если поставит между нами невидимую стену, то Наташа перегорит и не станет устраивать скандал. Проблема в том, что нас уже все равно приговорили. Пока не знаю, каким способом, но это даже интересно. Моя бывшая, при всех ее порой совершенно идиотских выходках, не настолько тупая, чтобы накидываться с кулаками на дочку именинника, потому что даже если благородный сохатый души в ней не чает, он все равно выпишет ей если не физических люлей, то моральных точно. И прощай красивая жизнь.