Искалеченный, раненный Дерек, лежащий где-то сейчас, с навсегда изуродованным молодым лицом. Будет ли она смотреть на него как раньше?
Новая волна гнева и горечи почти охватила меня, и мне пришлось бороться с желанием зарычать от разочарования. Нет, держи себя в руках. Придет еще время меху и ярости, раздиранию плоти и вкусу крови на языке. Не сейчас. Сделай глубокий вдох, держи себя в руках. Не пугай котенка. Убеди ее открыть клетку.
Подойди ближе, Джули, вот так. Ты почти на месте.
Когда она была достаточно близко, чтобы расслышать ее дыхание, я проговорил своим лучшим, не безумным тоном:
— Ладно, Кейт, ты выиграла. Я не могу вырваться. Отпусти меня, и я отдам тебе те сто баксов, что задолжал.
Дети ведь любят деньги, верно?
Джули вошла в комнату и села на пол. Такая крошечная, кожа да кости, узкое лицо и светлые волосы.
— Хорошая попытка. Но ты знаешь, что я не она, и, должно быть, в курсе, что она ушла, и ты не сможешь ее достать.
Сообразительная девчушка.
— Слушай, ребенок, я не собираюсь никому вредить. Просто выпусти меня отсюда, пожалуйста.
— Джули. Меня зовут Джули. Почему?
— Почему что, Джули?
— Почему я должна выпустить тебя?
— Потому, что я вежливо попросил, и от этого будет только лучше тебе и твоей… — чокнутой приемной матери, самому ужасному образцу для подражания с дурным влиянием — …Кейт, если ты освободишь меня.
— Зачем ты это делаешь?
Хорошо, я подыграю, но мое терпение на исходе.
— Что именно?
— Запугиваешь людей. Угрожаешь им своим спокойным, но страшным голосом. Они все тебя боятся.
Какой-то абсурд.
— Я не угрожаю людям. Я хороший. Не ору и не кричу. — Но продолжай в том же духе, и может ты увидишь этого ужасного монстра, которым я могу быть.
— Чушь собачья. Они все боятся тебя. Джим, Дерек, хотя он и смотрит на тебя с уважением. И даже Кейт, а она вообще ничего не боится.
Это интересно.
— Во-первых, следи за своим языком, дитя. Во-вторых, почему ты думаешь, что Кейт меня боится?
— Пошел ты. Я не ребенок, и ты мне не указ. Она говорила, что ты вломился в ее дом и украл вещи.
Я скрестил руки на груди. Последнее что мне сейчас хотелось, это объяснять человеческому ребенку брачные ритуалы оборотней.
— Я — Царь Зверей, а не какой-нибудь вор или грабитель.
— Ты забрал пирог. Зачем ты это сделал? У тебя, что нет слуг, которые готовят? У Кейт мало денег, зачем ты крадешь ее еду?
— Это дела взрослых. Я не собираюсь оправдываться перед ребенком.
— Поступаешь как говнюк.
Я подавил рычание.
— Я тебя уже предупредил. Не разговаривай со мной так сн…»
— Или что?
Подловила. Как бы я ни был зол, есть границы, которые мне не переступить. Я бы ни за что не навредил ребенку. Никогда.