Тётя Милд никогда и никому раньше не морочила голову. Напротив — она объясняла. Учила. Когда-то она оставила в своем доме сироту Иларис, никому не нужную в холодном отцовском замке, и отец не возражал. Тётя Милд расчёсывала Иларис волосы и мыла их отваром ромашки, которой целое поле росло под её окнами, шила ей платья, и её учила шить, а также читать и писать, позволяла ей носиться с мальчишками по дворе и ездить с ними верхом. Отец женился, но молодой мачехе даже нравилось, что падчерица жила где-то в чужом доме. И когда родилась сестренка, Иларис тоже оказалась не нужна. Она тогда лишь съездила к родителям в гости, ненадолго — как чужая. Но почему-то мачеха была недовольна, когда король вспомнил про падчерицу и постановил отдать её замуж в семью руатского герцога Бентенура. Король назначил половину приданого, вторая половина была от дяди, графа Несса — гордому и надменному лорду Сури нечего было дать за старшей дочерью. Впрочем, тёте Милд это всё тоже не нравилось, ведь жених у Иларис уже был, там, дома, и отец согласился, хотя считал, что его дочери больше подошёл бы кто-нибудь познатнее. Счастья это руатское замужество, в конце концов, никому не принесло. И забавно думать, кем она могла бы быть сейчас, если бы…
Нет, ни больно, ни горько не было — с тем, первым женихом они оба были совсем детьми, о любви речь не шла. Была дружба. Об этом приятно и тепло вспоминать.
Во время войны её бывший жених замахнулся на трон Кандрии и победил. Он женится будущей зимой, на принцессе. Ему давно пора и совершенно необходимо.
Король Рейнин Крансарт женится на будущее Новогодье.
Она быстро написала ещё несколько писем, сугубо деловых, и размышлять над ними не пришлось. Но, как назло, утихшая было головная боль началась снова и всё нарастала, стреляла в виски. Надо выпить лекарство и выспаться, завтрашний день тоже не будет легким.
Иларис сложила письма и убрала письменный прибор. Позвонила было служанке, и не удивилась, что та не пришла — она сама накануне отправила свою Бирту к экономке, которой позарез нужны были лишние руки, всё слуги в этот день были завалены работой. Собственная настойка от головной боли у Иларис давно закончилась, и, вообще говоря, не очень-то была нужна, но сегодня…
Придется спуститься в кухню.
Она могла пройтись по замку и с завязанными глазами, поэтому даже лампу не взяла — что ей тёмные лестницы? В кухне работа продолжала кипеть, но по сравнению с тем, что творилось днем, это было затишье. Ставили хлеб, замачивали крупу на утро, снова мариновали мясо, поварёнок разбирал корзины с зеленью, только что доставленные, должно быть. Кое-где по кухне горели светильники, но всё равно было полутемно. Те слуги, что закончили работу, подсаживались к длинному столу — поужинать. Винья, экономка, сидела на своем обычном месте во главе этого стола. Впрочем, если в кухню вечером приходила Иларис, это место тут же уступали ей — обычай «вечерней чашки» тут соблюдался. Это когда хозяйка по вечерам приходила в кухню, садилась за стол с прислугой и выпивала чашку чая, заодно решая какие-то дела, разбирая жалобы и недоразумения. Здесь Винья делала это чаще…