Эта извращённая прелюдия была самой странной и в тоже время из-за своей непохожести запоминающейся. Эрик всё медлил, не касаясь меня ни губами, ни пальцами руки свободной от моих волос. Он просто вдыхал мой запах, пока я лишалась рассудка от его аромата.
Я хотела этого мужчину и ненавидела его за это. Он даже не пытался наладить наше общение, сделав исключение лишь в первый раз ради того, чтобы я не стала лить слез и сопротивляться. А теперь он так просто вторгся в моё пространство и собирается взять то, что ему нужно, а мне даже не хватает воли его оттолкнуть. Лишь его взгляда, дыхания на моей коже и умопомрачительно приятного запаха хватило, чтобы я позабыла обо всём на свете.
И вот властная рука тянет за волосы сильнее, заставляя прогибаться в спине, при этом больше не пряча обнаженную грудь под водой. Прикосновение влажного языка я ощущаю так ярко и остро, что глаза распахиваются в недоверии. А когда горячие губы обхватывают кожу на шее, чтобы муж её слегка прикусил, между ног скручивается тугой узел желания.
«Ох, это слишком… хорошо….» — Ворочаются мысли пока ещё не успевшие полностью покинуть меня. Но недовольство своей собственной покорностью выходит из берегов вместе с моим:
— Да… чтоб ты провалился…, — эти слова в тишине шатра, наполненного лишь нашим дыханием, прозвучали набатом и, мы оба застыли.
Пока до меня доходило, что я всё же проговорилась, Эрик резко вырос надо мной и, притянув моё лицо к себе угрожающе спросил:
— Что ты только что сказала?
Упс, кажется, моя молчаливая, и относительно тихая жизнь подошла к концу.
Казалось, что вокруг нас даже стало темнее. Черты лица Эрика заострились, и теперь как будто на меня смотрит уже совсем не человеческая часть, а именно та, которая позволяет этому мужчине покрываться шерстью и отращивать когти.
Наверное, мне стоило испугаться, тут же проявить покорность, но именно в этот момент накатило всё, что копилось последние дни. Злость словно змея подняла голову, приготовившись атаковать.
Чего же это его так перекосило? Неужели из-за того, что было недостаточно почтения в голосе? Или же, потому что мои первые слова были не мольбой, а открытым вызовом? Ведь в обнаженном мужчине, по-звериному замершему надо мной, не замечалось и толики удивления. Ему точно было всё равно на то, что я заговорила, и вся тихая ярость направлена именно на смысл сказанного.
Сидеть в ванной на полусогнутых ногах, да еще и с прогибом в спине, пока горячие пальцы крепко держат волосы на затылке, было сомнительным удовольствием. И потому я решила не играть роли покладистой жены.