Сердце глухо билось в груди, отзываясь на малейшее его прикосновение. Я уже и забыла, что может быть так. И вопрос был не в страсти или силе желания, скорее уж потребность сказать друг другу слишком многое, что не вмещалось ни в слова, ни в предложения и было чуть больше, чем то, что сознание могло обработать, прежде чем выдать что-то разумное, ибо разумностью тут и не пахло. Это слегка пугало, завораживало и будоражило…
Поцелуй становился глубже, его рука на моём затылке требовательнее, движения моих пальцев, хватающихся за ворот его рубашки, отчаяннее.
С каждой последующей секундой, проведённой в взаимных объятиях, огонь под кожей становился сильнее, сжигая едва ли не до тла.
Патетика, так внезапно ставшая лирикой.
Но, как известно, на каждый пожар рано или поздно найдётся своя управа — он либо перегорает, либо… появляется иная сила, способная обуздать любое пламя.
Должно быть, у этого города были свои планы на нас, в которые безумный поцелуй на набережной совсем не вписывался. Первые капли дождя мы не почувствовали от слова "совсем", очнувшись лишь тогда, когда лёгкий летний дождик перешёл в режим привычного Питерского ливня.
И это отрезвило. Из груди вырвался глубокий вздох, а глаза резко распахнулись, в панике глядя на человека, что стоял напротив. Лёшка казался не менее растерянным, будто бы не верящим в происходящее. Холодные потоки воды продолжали рушиться на нас с неба, требуя опомниться. Волосы и одежда промокли мгновенно. Первым в себя пришёл Орлов, мне лишь оставалось несчастно пискнуть, когда он схватил меня за руку и скомандовал: “Бежим”.
Двигались вглубь от набережной, где вовсю гуляли ветра. Я невольно тормозила, ибо это было сложно — бежать за ним: мешали каблуки, прилипавшее к телу платье, пиджак, что всё ещё был накинут мне на плечи и который приходилось придерживать свободной рукой, чтобы не упал. Лёша почувствовал моё невольное сопротивление, быстро повернулся корпусом, и в следующий момент я уже оказалась у него на руках.
На улицах встречались редкие прохожие, в основном туристы, как и мы, оказавшиеся неготовыми к особенностям местной погоды. Питерцев выдавали дождевики, припасённые именно для таких вот случаев.
Юркнули под навес одного из подъездов или, вернее будет сказать — парадных (мы же в Санкт-Петербурге!). Входная дверь оказалась ожидаемо заблокирована, впрочем, внутрь мы и не стремились.
— Сейчас такси вызову, — пообещал Лёшка, извлекая телефон из кармана и всё так же сжимая мою холодную ладонь.
Ощущения были такие, будто бы я наблюдала за нами со стороны. Вон он, пытается совладать с телефоном, слегка хмурится и что-то неслышно проговаривает вслух. А вот я, кутаюсь в его промокший пиджак, который ни черта не помогает, но ничего не могу поделать с собой: холод порождает желание сжаться в клубочек.