Наёмник заметил наверху над воротами люк. Оказалось, он ведёт на зубчатую стену, которую монахи не разобрали лишь потому, что она показалась им живописной. Люк был оставлен на всякий случай – и вот этот случай наступил. Пара братьев принялись срочно сколачивать из нескольких маленьких лесенок одну, чтобы на стене могли устроиться лучники и стрелять, когда нападающие зайдут на мост. Холлан мог только надеяться, что культисты не изменили своим привычкам и не начали пользоваться другими видами оружия кроме коротких мечей.
К концу дня Холлан был так вымотан, что рухнул на соломенный матрас в одной из комнат за перегородками на первом этаже. Жители Ромны заняли комнаты в скале, а некоторые из них присоединились к дежурным, чтобы дать воинам отдохнуть перед завтрашним днём, и следили за кромкой леса.
Милифри уже спала, Марсен пошёл проверить представителя Порядка и заодно попытаться разузнать, говорил ли культист что-то ещё. Стоило Холлану закрыть глаза, как послышались шаги.
– Я запутался, – прошептал Базиль.
Холлан простонал:
– Ну что ещё?
– Сёстры говорят «она», братья – «он», а Миссар, этот, в столовой, говорил о двуликом божестве.
– Это и есть двуликое божество. Он и Она, – пробормотал Холлан.
– А почему говорят, что последняя милость – её? Почему монастырь Её последней милости?
Холлан попытался ответить, но из его уст вырвалось неразборчивое мычание. Сквозь дремоту он слышал, что проснулась Милифри и раздражённым громким шёпотом объясняла:
– Потому что это характерно для женской сущности – милосердие к оступившимся и утешение в горе. Мужская сущность – это благословление в дорогу и упорство в ежедневных трудах. Общее у них – лечение.
– Как же сёстры и братья не перессорились, а?
Холлан, прежде чем окончательно провалиться в сон, успел мысленно ответить мальчишке: это не вопрос, а пустая болтовня. Каждый в монастыре занят делом. Единственным предметом спора, периодически возникавшего в Ромне и за её пределами, было то, какая сущность является главенствующей в какое время года. Но и эти споры быстро затихали, отодвинутые на второй план работой в огородах, на виноградниках и в подготовке новых и новых миссионерских групп, а также за изучением лечебного дела.
Было ещё темно, когда Холлан проснулся. Он перевернулся на другой бок, но сна не было. Хотелось пить. Зал был освещён несколькими факелами. У ворот перешёптывались братья. Когда Холлан вышел, они замолчали, уставились на него, как на призрака.
В столовой за столом сидел Базиль и кидал свои камушки, расчертив гадальную сетку соломинками. Он был так увлечён, что не заметил Холлана.