Это она… Это всегда она… Карина мерзко улыбается, её глаза блестят, а за расширенными зрачками не видно больше ничего.
— Долбаннная наркоманка… — Хриплю и тут же получаю сильный удар по ребрам.
Эта мразь перехватывает железную арматуру другой рукой, и повторяет удар уже по второй стороне тела.
Сжимаю зубы, чтобы не доставлять ей радости и не орать от боли.
Она обходит меня, любуется на свое творение, а потом останавливается за спиной.
Одергивает вниз мою кофту и хлёсткий удар приходится на, и так уже, покалеченную спину.
Во рту чувствую металлический привкус. Впиваюсь сильнее зубами в щеку и молчу.
Снова удар, снова и снова и так до тех пор, пока не теряю сознание…
— Эй… очнись! — Сколько была в отключке — не знаю.
Слабо разлепляю глаза… Ничего не изменилось. Я, всё так же, подвешена за веревку к железному крюку под потолком. Та же комната, та же боль в теле.
Она повторяет свой недавний ритуал с плетью, потом отвешивает мне звонкую пощечину, потом опять бьет по рёбрам.
Никогда ничего не меняется. Каждая новая порция ударов всегда одинаковая, только последовательность бывает разная.
Мне давно интересно, если ли в её больной и пустой голове хоть чуточка фантазии? Перейдёт ли она на новый уровень пыток?
Но пока всё остается неизменным.
Выслушиваю очередные оскорбления, получаю еще парочку ударов и опять проваливаюсь в темноту.
Единственное место, которое остается не пострадавшим — это живот.
Толи в ней есть хоть капля человечности, толи она и правда, где-то на задворках наркоманского сознания, понимает, если что-то случится с ребенком — она труп… намного раньше, чем её погубит наркота.
Каждый день Карина оттачивает на мне силу своих ударов. Кокаин делает её заметно сильнее, и я уже научилась различать, когда она под кайфом, а когда нет.
Её вопрос, так же, как и удары, никогда не сменяется другим.
«Ты откажешься от него?» — всё, что она требует от меня.
А стоит мне сказать «нет» — опять боль.
Наше время.
Тимур
— Меня не просто били, Тим… меня там ломали… — Настя заканчивает свой рассказ, а я только сейчас понимаю, что дышал через раз, пока слушал её.
— Боже… малышка… — Прижимаю её к себе, крепко обнимаю, а её хрупкие плечики содрогаются от неприятных и болезненных воспоминаний.
— Только Киру не говори, хорошо? — Шмыгает носом, когда за нашими спинами разносится глухой и безжизненный голос:
— В этом нет необходимости…
Резко разворачиваемся и видим Бессаева, застывшего в дверях с бледным, словно лист бумаги, лицом…
Пока Настя пыталась успокоить мужа, ноутбук резко загорелся ярким светом экрана, оповещая о новом входящем сообщении…