— Я не его девушка. — Она просительно смотрит на меня, переводит взгляд на обручальное кольцо, и делает очередное предположение: — Сестра?
Отрицательно помаю головой.
— А… кто тогда? — Женщина хмурится, потом кивает каким-то своим мыслям, и начинает подозрительно улыбаться, поглядывая в мою сторону.
Тимура обследовали 5 часов. Все это время я таскалась за врачами из кабинета в кабинет. Они недобро поглядывали в мою сторону, но возражать не решался никто.
Так прошла неделя. Я на автомате ездила домой, принимала душ, переодевалась, вливала в себя литрами кофе и возвращалась обратно. Дремала отрывками у его постели, и всегда держала за руку. Я верила… Верила, что он очнется. Откроет глаза, и я буду крепко сжимать его руку, что бы знал, что не один. Что его не бросили. Что за него боролись.
Алексей
— Хорошо, милая. Всё в порядке. — Кладу трубку, и устало откидываюсь на диван.
Этот Князев уже поперек горла стоит. И вроде сам не лезет, но в жизни Тины все вертится вокруг него.
Молчу, терплю, лишь бы она спокойна была. Слышу звонок в дверь и не спеша бреду открывать.
На пороге стоит хмурый тесть. Молча отступаю в сторону, приглашая пройти. Он переступает порог, и сразу выдает:
— Алексей, это сколько еще будет продолжаться? — Вздергиваю бровь, намекая, что мне бы уточнение не мешало, да и тон немного подкорректировать следует.
Он немного тушуется, но потом в той же манере спрашивает:
— Почему ты это позволяешь? Твоя жена изо дня в день приезжает в больницу к чужому мужику, а ты это позволяешь!
— Я со СВОЕЙ женой разберусь сам! Если это единственный вопрос, который заставил Вас почтить меня своим присутствием — не смею задерживать.
Виктор сверлит меня глазами, а потом стремительно покидает квартиру. Вот и вали. Мне еще твоих нравоучений не хватало.
Падаю на постель, и зарываюсь лицом в подушку. Неприятный осадок от разговора с тестем, всё же, остался. В чем-то он конечно и прав. Но пусть лучше она катается в эту чертову больницу, чем ходит по квартире живым трупом и от каждого телефонного звонка дергается. Вот очухается Князев, тогда и жена моя «вернется». Считайте меня слабаком, идиотом, да кем угодно. Но видеть её такой… Издеваться над ней морально какими-то запретами, ссориться на ровном месте и каждый день наблюдать, как она превращается в тень… Нет уж!
Тина
Сон, и без того беспокойный, нарушает какое-то движение. Продираю глаза, щурюсь от яркого ночника, и не могу понять, что меня потревожило. В палату никто не вошел, телефон молчит, но что-то упорно не дает покоя. Оглядываюсь по сторонам, как чувствую, что мою руку что-то сжимает. Опускаю взгляд, и слёзы моментально брызгают из глаз. Пальцы Тимура крепко держат мою ладонь. Я настолько привыкла за эти месяцы держать его за руку, что уже и не помню свою ладонь без его. Резко вскидываю голову и упираюсь в черные омуты. Они впились в меня… держат… не отпускают. А потом, что-то щелкает внутри. Я подрываюсь на ноги, намереваясь позвать врача, но только успеваю повернуться в сторону двери, и сделать маленький шаг, как меня резко дергают за руку, и я падаю в объятия. Делаю огромный вдох до боли родного запаха, и не могу сдержать слёз. Тимур крепко обнимает меня и его глубокое, тяжелое дыхание может спокойно соперничать с мои.