Сначала Ингер вздрогнул, сам не поняв почему, а потом вспомнил, кто это. Перед ним стоял Радовед, младший брат Славигостя, погибшего в битве с древлянами на Рупине. И он, Радовед, весной отправился в Греческое царство вместе с Ингером и прочим войском, где и сгинул в тот ужасный день огненной битвы в Босфоре.
А теперь он снова здесь.
* * *
– Йотуна мать! – при виде Ингера Свенгельд, на миг забыв о важной новости, хлопнул себя по бедру. – Это кто ж тебя так отделал?
– Кто отделал, того позади везут, – Ингер концом плети показала себе за спину, где остались волокуши с добычей. – Вы… Радовед…
Он начал соображать, что означает появление этого человека. Странное дело: казалось, именно этого он с таким нетерпением ждал уже почти два месяца, с тех пор как сам вернулся, но вот, когда объявилась часть пропавшего войска, не сразу узнал свое счастье.
Если это счастье…
– Воротились мы, княже! – Радовед с достоинством поклонился. – Я, да Холодило, да Понег, да, Добрила, да Любята, да Сурогость и иные некие мужи с отроками своими. На двухстах лодьях. Тысяча человек и еще семь сотен. Нынче утром вот. Прости, не упредили, да мы с Витичеве одну только ночь скоротали, во тьме пришли, во тьме ушли. Бронигостя мы больным привезли, жене на руки сдали, он и не вышел нас проводить. Гонца не по мысли ему было послать, видно. Хорошо, Свенгельд вот нам припасов дал кое-каких, а то мы уж по дороге у оратаев жито покупали, где были лишки…
Постепенно тревога Ингера утихла, лицо разгладилось и посветлело. Он даже забыл о боли.
– Двести лодий, говоришь? – он соскочил с коня и шагнул к Радоведу. – Отроков тысяча и семь сотен?
От радости зашумело в голове. Тысяча семьсот человек! Огромное войско – хотя и лишь пятая часть того, что отсюда уходило весной. Эти люди живы… судя по именам бояр, все это ратники разных земель, но в основном поляне. Тысяче родов этот день принес счастье, вернет живыми отцов и братьев, тех, кого в начале осени едва не похоронили!
– Друг ты мой дорогой! – Ингер обнял Радоведа.
– Да уж мы как рады! – тот, выпустив молодого князя из объятий, смахнул слезу, что так странно смотрелась на его суровом, сильно загоревшем за лето лице. – И сами что дома… и что ты жив. Воевода нас обрадовал уж, – он оглянулся на Свенгельда, который наблюдал за ними, ухмыляясь во весь рот. – Мы ж не ведали, жив ли ты, княже! Как потеряли тебя в той пасти огненной, так и все…
Добыча пришлась кстати: Ингер велел отдать прибывшим обе туши, лося и медведя, и те сразу принялись жарить и варить мясо. На днях ратники разойдутся по своим городцам и весям, часть уже и ушла – те, кто жил ниже Киева по Днепру, – но пока нужно было накормить и устроить на отдых тысячу семьсот человек. В этот вечер Ингер пожалел, что еще не ходил в гощение и не собрал положенную ему долю хлеба и прочего добра: с полян князь брал больше съестными припасами и полотном. Уже подвозили хлеб, рыбу, репу, капусту – оказывается, Ельга-Поляница послала челядь к киевским боярам, еще до того как Ингер вернулся с лова. Часть людей еще до того разослали по большим киевским дворам.