– Сам ты дурак!
– Что-о?! Ах ты, шкет! – парень бросился за Мишей.
Но попробуй, догони карела, когда он на лыжах! И ветер не догонит.
Миша, лишь слегка повернув голову, боковым зрением оглянулся на парня: «Что, съел? Только себя умным считаешь? А вышло – сам дурак». И тут же одернул себя: «Что ж это я на своих-то. И потом, он не виноват, откуда ему знать, кто я. Нет, напрасно я его обозвал, не надо было». – Заскреблась досада: ошибку допустил, следовало бы помягче выйти из ситуации. Как? Ну, например: «Мне Дерюгинский лес совсем не по пути». И себя бы не расшифровал, и человека, своего человека, не обидел бы. И самое главное, не привлек бы к себе внимания. Обидчики запоминаются. И кто знает, окажись Миша снова в этих краях, как отнесутся к нему парни? Безграмотный поступок. А если они проверяли его по заданию тех же полицаев? Нет, не похоже, тогда действовали бы конкретнее, попросили бы напрямую.
«Ладно, если встретимся, придумаю, как помириться».
Миша остался вполне доволен таким решением. И великодушие ему понравилось еще больше, чем месть. Но душу долго скребло: оплошал, поддался эмоциям и безграмотно поступил.
Сообщение об обозе и о «перевалке» в Рямзине оставил в первом же по ходу «почтовом ящике», добавив, что информация нуждается в проверке и подтверждении.
Ну вот, еще одно, хоть и незапланированное, мероприятие провел. В какой-то степени повезло.
Как ни скользко и ненадежно везение разведчика, но отрицать и тем более отвергать его нельзя. Случалось оно и в работе Миши. А однажды везение ему, похоже, жизнь спасло.
В первых числах ноября 1941 года вывелся он за линию фронта. Задание – разведрейд. Возвращение, Миша до сих пор помнит это число и, возможно, до смерти не забудет, было назначено в ночь на 14 ноября в районе железнодорожной станции Погостье.
И буквально накануне выдвижения к линии фронта, километрах в двадцати от Погостья, свалился он с животом и температурой. Видимо, съел что-то подпорченное или иначе инфекцию занес. Ни есть, ни спать толком не мог. Трое суток отпаивала его бабушка, бабулечка Антонина Васильевна отваром тысячелистника и конского щавеля, пока спала температура и прекратило свистать изо всех щелей. Еще сутки отсыпался и отлеживался и шестнадцатого отправился к линии фронта.
На подходе к деревне Виняголово, что в четырех километрах от Погостья, остановил его шедший навстречу дедок в стеганой суконной ушанке домашнего шитья, с завязанными на затылке ушами, и еловым узловатым посошком в руке.
Остановился, поправил котомку за плечами, внимательно осмотрел Мишу и спросил: