А. Тиранин
Шел разведчик по войне
Отцу моему, блокаднику, матери моей, труженице тыла, и всем, от юности и отрочества прошедшим ту страшную войну, посвящаю…
Низкие облака сгущают без того немалую предрассветную тьму. Время от времени в ней пытаются пробить брешь вспышки осветительных ракет, но, не достигнув успеха и едва одолев зенит, быстро иссякают, никнут к земле и пожираются тьмой, да пулеметы короткими трассирующими очередями прочерчивают длинные, но недолговечные пунктиры. Мороз несильный, но мозгло, сыростью и холодом протягивает насквозь. Хочется тепла.
Часовой прошел по окопу к ходу сообщения и тихонько спросил у собрата, переминавшегося возле двери блиндажа.
– Коль… Никола… на затяжку не найдется?
– Нет… Говорил уже… – равнодушно отозвался Никола.
В блиндаже лейтенант. Сладко спит сидя, положив голову щекой на вытянутые вдоль столешницы руки. В такт посапыванию медленными толчками сползает с его головы ушанка, открывая свету тусклой, заправленной трансформаторным маслом, коптилки белесый чуб и редкие конопушки на круглом и курносом лице.
Кроме лейтенанта в блиндаже подполковник с артиллерийскими эмблемами. Среднего роста, крепко сбитый, с недлинной, но густой шевелюрой, набегающей от темени на лоб тупым клином, и вытянутыми мысиками от висков. О лице его, широком и продолговатом, можно было бы сказать «ящиком», если б не сглаживал его мягких очертаний подбородок.
Подполковник нервничает. Много курит, ходит по блиндажу, часто посматривает на часы. Да иногда, с завистью, на безмятежно спящего лейтенанта. Впрочем, завидовать особенно нечему, умотался воин.
Может быть, время подошло, или нервы решил успокоить, надевает шапку, поправляет накинутую на плечи шинель.
Лейтенант неведомым образом почувствовал намерение начальства, встрепенулся, помотал головой.
– Пора, – подполковник сказал тихо, но четко и резко, точно подстегнул.
Лейтенант молча кивнул, надел шапку, шинель.
– Проверь, чтоб все было нормуль. Приступки поставь плотно, чтоб не качались и не скрипели. И чтоб до окончания мероприятия по окопу никаких хождений, – так же тихо, но твердо приказал подполковник. И за твердостью той слышалось: не будет нормуль, голову откручу, медленно и без наркоза. – Сразу же, как закончим, приступки убери. Лично. Если я по каким-то причинам не смогу убрать.
– Есть! – покорно внешне и согласно внутренне ответил лейтенант: они делали важное дело, не допускающее промахов и даже малейших огрехов.