Новые игрушки потеснились, дали старым рассесться, и Тритутик снова сказал:
– Итак, друзья, кто первым возьмёт слово?
Все застеснялись. Вдруг поварёнок, который сидел на шкафу, на самом краешке коробки с ёлочными украшениями, так стремительно вытянул руку вперёд, что чуть не свалился с коробки прямо на голову одной очень солидной матрёшке. Он спросил:
– А разве вы игрушка, Тритутик?
Тритутик ответил:
– Нет, я не игрушка, но больше я вам ничего о себе сказать не могу. В будущем году на собрании скажу, а пока не имею права.
Тогда поварёнок снова задал вопрос:
– А почему у вас хвост? Ходите на двух ногах, одеты, как человек, с виду совсем как обыкновенный мальчишка, а между тем хвост, как у какой-нибудь лисицы. Мне это просто.
– Я скажу, – говорит Тритутик. – Только, пожалуйста, потише, а то ребята услышат.
Тут все игрушки зашептали:
– Тише! Тише! Дайте послушать!.. Очень интересно!..
Тритутик говорит:
– Конечно, мне без хвоста было бы куда приятней, но для того, чтобы он у меня отвалился, нужно, чтобы Ваня или Наташа сказали мне: «Ах, Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?» А то так часто бывает: видят ребята какой-то недостаток у своего товарища, а сказать ему об этом стесняются…
«Надо будет завтра же сказать Тритутику: „Тритутик, Тритутик, зачем тебе этот глупый хвост?“» – в одно время решили и Ваня и Наташа и стали ждать, что будет дальше.
– Больше вопросов нет? – спросил Тритутик. – Тогда кто хочет высказаться?
Снова все застеснялись. И вдруг слово взял старый, позеленевший от невзгод игрушечный самовар с помятыми боками и отбитыми ручками. Он быстро вскарабкался ка подоконник по игрушечной пожарной лестнице и сразу начал:
– Друзья! Есть среди вас самовары?
– Есть самовары! Есть! – откликнулись голоса из разных углов комнаты. – А в чём дело?
– А в том, – говорит самовар, – что вы всеми силами старайтесь не попасться в руки моей хозяйке – Томе Наговицыной. Чем в её руки, лучше в печь, в мусорный ящик, в утиль! Вы видите, до чего ока меня довела за месяц? Нет, я не могу спокойно говорить! Я начинаю кипеть, я вот-вот распаяюсь!
Самовар всхлипнул, из него повалил пар, и если бы Тритутик не догадался перелить в него всю воду из графинчика, стоявшего на столе, то старый бедняга и в самом деле бы распаялся.
Потом взяла слово кукла. Она спросила:
– А можно так сделать, чтобы на нас всё время оставались этикетки и чтобы всякому было видно, сколько за него заплачено? За меня, например, уплатили столько, сколько за двадцать восемь тряпичных кукол. Даже дороже.
Тритутик сказал: