– Эй, рыболов! – услышал вдруг Бородкин чьи-то голоса и топот нескольких пар ног. Он чуть-чуть приподнялся и увидел своих конвоиров в сопровождении коренастого мужчины лет сорока пяти, одетого по-воскресному, но не успевшего, очевидно, в спешке, напялить на себя пиджак, он так и бежал в жилетке. В руках у него была большая суковатая трость.
– Эй ты, старикан, не видал ли тут беглого большевика?
Старик не спеша повернул голову к спрашивающим и пожал плечами.
– Пан Станислав, – сказал запыхавшись штатский в жилетке, – вы не видели тут этого распроклятого большевика?
– Видать не видел, – медленно ответил рыболов и не спеша начал сворачивать себе цигарку, – но слышать его слышал. Он побежал вон в ту сторону, – и рыболов показал в сторону прямо противоположную той, в которой укрылся Бородкин.
Минут через пять пан Станислав вылез из лодки, обнаружив при этом огромную заплату на своих выцветших штанах, свернул удочку, вытащил из воды нанизанных на бечевку десятка полтора мелких рыбешек и, пыхтя цыгаркой, пошел куда-то в глубь сада.
4
Хотя Бородкин и не имел возможности ознакомиться с приказом начальника гарнизона, он все же понимал, что оставаться здесь, в кустах, было опасно. В такой зной надо было каждую минуту ожидать появления купальщиков. Он пополз под кустами вдоль берега. Потом, заметив мальчишек, раздевавшихся на берегу и о чем-то возбужденно толковавших – вполне возможно о нем, – он пополз по направлению, перпендикулярному к берегу. На своем пути, около небольшой лужайки, он нашел запрятанный в укромном местечке полный самодельный набор для игры в городки и, выбрав себе палку потяжелее, пополз дальше. Наконец, он добрался до вонючих грязных сараев, надеясь отсидеться здесь до наступления темноты. Но только Бородкин расположился поудобнее в тени сарая, как раздались чьи-то голоса, приближавшиеся к нему. Делать было нечего. Тихо чертыхнувшись, он выскользнул из-за сарая и, так как голоса раздавались уже совсем близко, он нырнул в темноту одного из домишек и без особого труда, через открытый люк, взобрался наверх и спрятался в горячей чердачной пыли.
День тянулся томительно долго, и Бородкин успел несколько раз тревожно вздремнуть, прежде чем, наконец, наступила долгожданная ночь. Осторожно, на четвереньках, он прополз к люку, держа в зубах свое единственное оружие – городошную палку, – уперся ногами в шкафчик, стоявший около люка, потом ухватился руками за вершину шкафа и опустился на пол. Облегченно вздохнув, Бородкин потянулся за оставленной на шкафу палкой, но не рассчитал, и она, глухо шлепнув, упала на сырой земляной пол. Проклиная свою неосторожность, Антон нагнулся, чтобы поднять палку, но тут же разогнулся и почувствовал, что пропал. В дверях, на фоне освещенной комнаты виднелся чей-то силуэт. Несколько мгновений, показавшихся Бородкину часами, силуэт молчал. Потом старческий голос тихо сказал: