Разумовский чуть не задохнулся от такой виртуальной пощечины. Понимал, что заслужил, и даже сказать в свое оправдание не мог ничего! Ведь ее слова были правдой… до определенного момента. Когда наступил этот самый момент, он и сам не знал! Просто до того как Малая выскользнула из его рук, не осознавал, не отдавал себе отчета!
Да, в самый первый раз все так и было. Пожалел. Второй — на чистых инстинктах. А потом? Что его дернуло прийти к ней самому? А черт его знает, бл@! Понравилось! Он обычный мужик и желания у него самые что ни на есть элементарные. Всех этих страстей и любовей Вадик уже нажрался в свое время, а потому задумываться о том, что чувствует, не желал.
Лонка не вписывалась в его жизнь никаким боком. После развода он не хотел больше серьезных отношений, а тем более семьи. С ней же, если бы начал встречаться в открытую, так поступить не мог. Именно поэтому то, а главное как все происходило, его вполне устраивало. Эгоист? Так он и не спорит!
Только как-то так в итоге сейчас вышло, что переиграл сам себя…
Илону колотило весь вечер. Как?! Каким образом у нее так вышло?! Оттолкнула! Впервые в жизни! Хотелось плакать и скакать от радости. Раз приехал, наверное задело ее поведение, а значит… О, боги! Несмотря на то, что пообещала надежду даже близко к себе не подпускать, сдержать ликование не было сил.
Набрала еще раз Сашу. Та не ответила. Странно. Брат тоже не брал трубку.
Вторник прошел вяло. На смену воодушевлению пришло уныние. В душу полезли сомнения. Вчерашний приезд Вадима уже не казался ей признаком чего-то хорошего. Может он просто проезжал мимо, увидел ее машину, ну и решил остановиться, а заодно спросить, в чем дело. Или ее ответ был слишком грубым? Обидела его? И тут же встряхивала головой, отгоняя подобные мысли. Стоп! Так нельзя! Надо стаскивать с себя эту привычно-уютную шкурку под названием «раболепство»!
Что хорошего мама видела от папы, вечно угождая и боясь слово лишнее сказать? Он с ней даже не разговаривал никогда нормально. Цедил слова как старый уголовник папиросный дым. Изменял ей. Оскорблял. Лона когда-то стала невольным слушателем родительской ссоры, которая навсегда врезалась в память. Почему навсегда? Да потому, что это был единственный раз, когда она услышала повышенный тон в сторону отца.
— Как ты мог, Ян?! Как ты мог?!
— Заткнись и лечись, я сказал.
— Я подам на развод. Сил моих больше нет! Сколько еще ты будешь по бабам бегать?! Почему я должна из-за тебя, кобеля по кожвендиспансерам околачиваться?!
— Рот закрой. Только попробуй. Узнаю — уйдешь босая на все четыре стороны. Детей не отдам.