- Слушай, собака, - без акой-либо вежливости заявил он, - если будешь возникать, сверну тебе башку! Хозяйка сама?
- Д-д-дааа... – простонал человек с раздавленным носом.
- Так веди меня к ней!
Полковник отпустил нос и подтолкнул его владельца в сторону лестницы. Узкие ступени вели через старомодную дверь в прихожую, выложенную деревянными панелями, в которых находился секретный вход в узкий и низкий, похожий на мышиную нору коридорчик. Протиснувшись через него, они остановились в другой прихожей, где было полно маленьких деревьев в горшках, пожелтевших гравюр и настенных часов, ссорящихся одни с другими бесстрастным тиканьем. Лакей указал на дверь в будуар, и в тот же самый миг Игельстрём услышал тихое ворчание у своих ног – к нему кралась маленькая болонка, ползя по ковру с оскаленными зубами. Сапог полковника проявил замечательный рефлекс: мохнатый шарик после удара кончиком обуви влетел под комод, где и остался, тихонько постанывая. Увидав это, слуга сомлел. Игельстрём привел его в себя парой сочных пощечин, после чего с презрением отослал вниз, а сам слегка приоткрыл дверь, за которой можно было видеть вышитую золотом, с разрезом посредине, дающим возможность глянуть в комнату, штору.
Его изумил вид этого интерьера, казалось, вышедшего из сказки тысячи и одной ночи. Несколько многосвечных светильников, стоящих на алебастровых колоннах, устраивало из сечей самый настоящий пожар: дрожащие язычки пламени отражались в металлических блюдах на стене, умножая призрачное количество огней и сравнивая освещенность в комнате, подобной дневной. Справа располагалось гигантское резное ложе из красного дерева с парчовым балдахином, все в зеркалах, расположенных таким образом, что, лежа посреди кровати, можно было видеть себя с различных сторон. Прямо напротив двери стоял сервант, на полках которого красовались раковины-жемчужницы с эротически отогнутыми розовыми губками-краями. Чуть повыше две коринфские верхушки пилястров обрамляли эллиптическую фреску развратного содержания: Геркулес с дубиной и Марс со щитом, на котором скалила зубы голова Медузы, свободными руками ласкали богиню, нарисованную в достаточно вульгарной позе, которая могла привлечь войти под балдахин даже самого холодного мужчину.
Левая часть комнаты была невидимой. Игельстрём отвернул штору пальцем и увидел зеркало в золотой раме, опирающейся на мраморном столике, а выше – крылатую богиню Нике с масляным светильником в ладонях. За столом сидела женщина, сконцентрированная сама в себе, словно дитя, считающее свои пальчики. Под ослепительной диадемой светлых волос была видна голова, достойная резца Поликлета. У схождения носа и бровей поблескивала инкрустированная изумрудами диадема. Тело было окутано ночной рубашкой, похожей на древнегреческий "пеплос", складки которого стекали к туфелькам в античном стиле – все в этом интерьере было стилизовано под Элладу. Обнаженная до пояса спина женщины светилась сильнее масляной лампы; лопатки, длинное углубление позвоночника и округленные вершины бедер, казалось, были сделаны из полированного каррарского мрамора и совершенно не возбуждали его сексуальное влечение. Неожиданно до него дошло, что эта неподвижная спина искушает вонзить в нее кинжал, а шея - чтобы стиснуть на ней пальцы. Тут же в голове мелькнула старая пословица: "Шейка долга, на виселицу годна!