- Придумал хорошо, вот только…
- Странно только то, что до сих пор до такого никто не докумекал, а ведь штука простая! Все самое умное – просто, нажрешься от пуза.
- Рыбак…
- Что?
- А ты этим уже пользовался?
- Нет.
- Так я и думал. Сначала хочешь эту свою умнейшую задумку на ком-то испробовать, а уж если тот не получит по заднице…
- Перестань бредить. Я не мог сделать этого раньше, потому что мои хлопцы – это хамло, в постоялом дворе сойдут за своих, но не во дворце, ты же сам видел. А я? Погляди на меня. Из меня пана никак не получится, как бы я не старался. Это во-первых. Во-вторых, в этой надушенной псарне можно оставаться нераспознанным лишь тогда, когда у тебя все на месте; человека без ноги запомнят. И в-третьих, даже если бы у меня имелись оба костыля, я слишком стар! Старики что-то собой представляют, у них имеются жены, дети, связи, их рожи уже примелькались; неизвестный старик – это некое чудо. С молодыми дело другое; все время появляется кто-то новый, подрастают, приходят впервые, возвращаются с учебы или каких-то там закордонных академий, кто бы там их всех знал? Понимаешь теперь?
Костюм выбирали в гардеробе короля нищих, с которым Александр желал познакомиться, но Рыбак высмеял его и лишь потом пояснил, что короля может видеть только трое человек, да и это много. Другие его лица не знают и не знают о нем ничего; знают лишь собственный страх перед наказанием, которое ожидает плохо выполняющих приказы и ужасный вид непослушных, тех, что не справились. Короля звали: Великий Ниль. В тайне Рыбак сообщил приятелю, что это итальянец-полукровка по фамилии Нинелли. И это было все – больше про собственного вождя он не сказал ничего.
Гардеробщик доставал из сундуков комплект за комплектом элегантной одежды и бросал им под нос. Рыбак оскалил зубы:
- Не то, придурок! Одежда должна быть чистой!
Вильчиньский не понял.
- Так все ведь чистенькое…
Рыбак ничего не ответил, могло показаться, что он вообще ничего не слышит. Только лишь когда прислужник забрасывал одежду назад в сундуки, Александр заметил нечто вроде широких тесемок, прицепленных к подкладкам.
- Что это такое? – спросил он?
- Воровские закладки, - пояснил ему приятель. – Это одежда карманников. В таком карманчике-трубочке за пазухой поместится с десяток часов или четыре кошелька. Только это не твоя работа. Я не хочу, чтобы ты с тех балов выносил серебряные ложечки. Хочу чего-то другого.
- Хорошо еще, что ты, в конце концов, мне это говоришь, а не то я мог бы подумать, что речь идет только лишь о хорошей еде для моего желудка! – ехидно заметил Вильчиньский.