Сколько выдержки требуется, чтобы рассмешить сейчас Ромиара и заставить нас с Ив улыбнуться? Сколько нужно сил, чтобы шутить в такой ситуации?
Кейел пнул заросли папоротника и зло спросил:
— Где наши вещи?
Я нахмурилась, вспоминая его ярость.
— Я перепрятала их, когда увидела лесную охрану, — ответила Елрех. — Увела Тоджа дальше, а потом дракон…
С шумом втянула воздух и, уткнувшись в грудь Ромиара, спрятала лицо. Ее плечи затряслись.
Все же сил немного не хватило.
Капельки пота пощекотали под носом, смочили солью губы, скатились по подбородку. Сколько можно? Тут уже не так жарко. Хотя… Очень жарко. Я вытерла губы тыльной стороной ладони, а затем пошатнулась. Духи резко замолкли, будто и не было связи никогда. Оглохла? Нет, что-то слышу, но… как же неразборчиво. Тошнота подкатила горько-кислым комом. Я согнулась пополам. Упираясь руками в мох, опустилась на колени. Капли крови упали на него. Перед глазами замерцали разноцветные вспышки. И снова выворачивающая наизнанку тошнота. Холод, пробирающий до костей. И опять жар. На языке будто размельченный анальгин. Соленый анальгин. Кровь упала на мох темными сгустками. Изо рта? И пена. Слезы застелили глаза. Боль сдавила виски, что-то застряло в горле, мешая дышать. Чей-то крик оглушил до звона. Мир затрясся, или меня затрясло?
Кейел? Он обнимал. И кричал тоже он.
Его лицо до рези в глазах побелело, засияло.
Лес покраснел. Вспыхнул жаром — пожелтел. Серость заслонила яркие цвета. Темнота медленно опускалась сверху.
Кейел.
Глухарь запел — до рассвета примерно час.
Ромиар расхаживал по поляне, прокручивая дротик то в одной руке, то в другой. Тусклый свет немного серебрил его волосы и кожу, глаза мерцали в темноте. Резкие движения выдавали нервозность.
Если бы он не был Вольным, то как скоро сошел бы с ума, полюбив полукровку фангру? Такой позор. Все же воспитание духов что-то изменило в этом беловолосом шан’ниэрде. Восприятие окружающего или отношение к нему?
Он резко остановился. Всматриваясь в заросли орешника, полоснул воздух хвостом и проговорил:
— Ее долго нет. Нельзя было отпускать ее одну.
— Сядь, — приказал я, качнув стопой из стороны в сторону. Мне хватает собственного волнения, чтобы терпеть еще и чужие истерики.
Он поморщился, но не смог долго сопротивляться метке. Растоптал крупный мухомор и опустился на пенек. Я поерзал на еле теплой земле и, поежившись, решил поговорить с Вольным. Иногда беседы отвлекают и успокаивают. Это я понял, когда Аня болтала без умолку, и время тогда летело незаметно. Наверное, стоит начать с вопроса, который может его заинтересовать: