Переговариваясь, — о чём, Ада не знала, и ей было совершенно плевать, — люди стали входить в дом. Девушка поплелась за ними: этот вариант казался ей более приличным, чем возвращение к исходным позициям среди бурьянов.
Предварительно достав какую-то бумажку, мужчины остановились на пороге, явно ожидая увидеть что-то другое. Ада и сама невольно заинтересовалась, почему в этом, по вей видимости, жилом доме не было мебели. И, тем более, ни ковров, ни занавесок, ни плафонов. Только жёлтые обои на стенах кое-где вздыбились пузырями. Понять, родной для них это цвет или следствие старости, не представлялось возможным. Внутри стояла затхлость, духота и какой-то трудно различимый запах.
Яблоки и лук. И ещё самогон — услужливо подсказало Аде тонкое обоняние.
На самом деле кое-какая мебель тут была: у стены лавка с наваленным в кучу тряпьём, и ещё одна у голого деревянного стола. В углу — металлическая печь, девушка испытывала смутные сомнения по поводу того, можно ли причислить её к мебели. Также на стене висели деревянные часы — единственное украшение дома. Ада сразу обратила на них внимание. Что-то в них было такое…
— Последние пьяницы и того лучше живут! Где всё?!
Непрошенные гости с отвращением смотрели на голые стены. Один из мужчин вертел в руках бумагу с расплывающейся печатью. Другой, помоложе, подскочил к нему и что-то зашептал. Но его не слушали.
— Как где? Пропила, красавица.
В доме находились жильцы. Все повернулись и уставились на древнего, шамкающего деда, автора последних слов. Он сидел на покрытой барахлом деревянной лавке и указывал пальцем на женщину лет сорока пяти. Она хоть и была трезвой, но последние недели явно провела не хуже, чем Ада прошлой ночью в баре. Хозяйка сверлила глазами вторгшихся в её дом и молчала. Не смотря на помятый и злобны вид, её лицо выражало какое-то злорадство. Мужчина раздражённо шлёпнул на стол документ и приказал обыскать дом, двор, сарай, а также уличный сортир.
На Аду по-прежнему никто не обращал внимания. Девушка потёрла виски и села на лавку, неподалёку от деда. Очень реалистичный сон. Но это всего лишь галлюцинация, как бы подсознание не кричало, что всё вокруг правда. Будь это так, Ада не сидела бы как сомнамбула, а нервничала в десять раз сильнее.
Вокруг носились, никем не останавливаемые, дети — от четырёх до семи лет. Два мальчика и девочка, хотя по их одежде нельзя было судить наверняка. Взрослые общались обрывистыми и едкими фразами, старик горько вздыхал. Женщина, судя по её ядовитым замечаниям, никого не боялась, хоть и знала, что во власти этих людей, производивших обыск, лишить её даже этого убогого жилища.