Пока Лена пытала его, я надела маску и шапочку, подкатила столик с аппаратом. Простая процедура много времени не заняла. Минут через десять страдалец уже одевался, а я заполняла его карточку. Наконец он ушел, сжимая в руке направления на анализы и буклет санпросвета о безопасном сексе, который я принудительно вручала каждому, кто попадал в мои лапы.
— Симпатичный мужик, — задумчиво сказала Лена, когда дверь за ним закрылась. — Павел Сергеевич.
— Угу, — буркнула я, сводя и разводя лопатки: лазером работать приходилось в довольно напряженной позе, спина и шея к концу начинали ныть. — Очень даже так ничего.
Павел Сергеевич действительно был хорош. Не красавец, но чувствовалось в нем что-то такое… та самая загадочная харизма, вызывающая невольное и, вроде бы, беспричинное «ах». И встреть я его при других обстоятельствах, скорее всего, обратила бы самое пристальное внимание. Даже сейчас, на следующий день после разрыва двухлетних отношений. Нет, сейчас — особенно.
Мне всегда нравились спокойные и уверенные в себе мужчины. Вполне оправданная в данной ситуации нервозность и смущение не в счет. Да и типаж такой был очень даже в моем вкусе: не слишком светлый блондин с серыми глазами и жесткими, но не грубыми чертами лица. И сложен очень даже неплохо.
Но увы, все великолепие шло мимо кассы. Именно об этом я говорила Тарасу по дороге домой. Пациенты не были для меня мужчинами. Независимо от того, каким способом подхватили свой прискорбный недуг: вследствие неуправляемого потаскунства под девизом «слабоумие и отвага» или по печальному стечению обстоятельств, всецело доверяя близкому человеку.
«Госпожа Ольшанская, — ехидно заметил профессор Кулаков, когда я еще студенткой, краснея, впервые осматривала пациента с характерными высыпаниями на одном месте, — стыдливость ваша неуместна. Зарубите себе на носу, дети, и смущение, и проявления либидо в нашем деле одинаково недопустимы. Если вы не научитесь контролировать свои реакции, лучше займитесь ландшафтным дизайном».
Впрочем, следить за эмоциями пришлось недолго. Еще до окончания общего курса контроль так прочно прошился в подкорку, что шел на полном автомате. Уже ничто в теле пациента не могло смутить меня — и точно так же не могло вызвать эротических чувств. Как будто само это слово — «пациент» — несло в себе мощный заряд антисекса. Впрочем, если пациент переставал быть таковым, для меня все оставалось по-прежнему. Может, в силу специализации или каких-то других внутренних причин, но я просто не могла воспринимать как возможного партнера мужчину, знакомство с которым состоялось в подобных условиях.