Так, в 1999 году об этом поспорили два французских философа, Жан-Люк Марион и Жак Деррида. Марион настаивал на том, что дар – особая форма существования данности, в некотором смысле все, что нам дано в мире, досталось нам даром, и дар отличается от простой данности только своей активностью, что он поражает, восхищает, радует. Есть анекдот, как покупатель вернул в магазин елочные игрушки, заявив, что они некачественны, потому что не радуют – вот это позиция Мариона.
Деррида думал иначе: дар – это не данность, наоборот, это такое отношение между людьми, которое противоречит любым готовым данностям, это в каком-то смысле розыгрыш людей Богом и способ людей относиться друг к другу не как к данностям. Здесь можно вспомнить еще один анекдот: жена упрекает мужа, что он вернулся домой пьяным, хотя обещал исправиться и стать другим человеком. Муж отвечает, что он и стал другим человеком, но этот другой человек тоже оказался пьяницей. По Мариону, этот другой человек должен стать подарком, но Деррида объясняет, что другой человек может быть не подарок, а подарком будет только избавление от пьянства, противоречащее всем готовым привычкам. Заметим, что «другой» – это одна из важнейших фигур философии XX века, это может быть беженец, может быть Бог, может быть любой человек, которого нам предстоит принять, может быть в феминистской философии и женщина, и мужчина в зависимости от задач этой философии.
Этот дар толковали по-разному. Так, живший в Александрии иудей Филон (ок. 25 до н. э. – ок. 50 н. э.) ввел термин «пребывание», буквально «обживание», применительно к благодати Божией. Дар потому может быть принят, что обжил место своего пребывания. Этот термин был взят и христианством, так, в византийских литургических текстах Богоматерь называется «пребыванием» Христа. Язычник Прокл (412–485), прямой предшественник Псевдо-Дионисия Ареопагита, ввел термин «содержательный», то есть удерживающий, властный и хранящий по отношению к Богу. Этот термин пригодился и византийскому богословию, где «содержать» означало хранить так, что хранимый может принимать дар, просто в благодарность, что его самого хранят.
В схоластике главной проблемой становится не дар, а «интеллект», иначе говоря, способность нашего ума познавать то, что заведомо устроено не так, как ум. Оказывается, что не только Бог непостижим в своей сущности, но и мир сложно устроен, и сам наш «интеллект» устроен по своим законам, со своими качествами мышления или представления, которые не всегда отвечают устройству мира. Начинала схоластика с того допущения, которое было еще у Августина, что наш ум способен считывать знаки и постепенно, наполняясь благоговением, признает Бога как автора этих знаков. Но потом схоластика поняла, что, чтобы утверждать свойства знаков, надо еще разобраться с тем, как вообще возможно создание вещей в качестве знаков, и как считывание знаков представляет собой не простое их восприятие, но определенную работу интеллекта. Здесь и началась схоластическая философия: выяснилось, что интеллект способен понимать вещи, но когда он знает свою способность хотеть что-либо, свою способность удерживать что-то в памяти или свою способность разбираться в различиях вещей, в том числе и в различиях, превышающих любой опыт. Потом Кант создаст понятие «чистого разума», способного создать себе правила, разобравшись в собственных предпосылках и желаниях, и тем самым убедиться в достоверности собственного восприятия мира и его понимания.