Исходя из понятия объективности, Декарт начинает рассуждать о причинности. Если какую-либо вещь, хотя бы одну, мы признали очевидной, мы должны признать, что у вещи есть причина, которой она подкреплена, раз не подкреплена специальными доказательствами, а как бы аксиоматична для нашего ума. А это значит, что либо вещь причина самой себе, либо у нее есть какая-то другая вещь, которая ее причина. При этом причина должна быть не менее реальной или всеобщей, чем вещь-следствие, и заметим, в отличие от средневековой философии, где причина располагалась выше следствия, была всеобщим событием, определявшим частную историю вещи, в философии Декарта причина и следствие находятся на одном уровне.
Убедиться в том, что одна вещь – причина другой, мы можем просто исходя из того, что есть соответствие содержания объективной реальности формальной реальности. Например, мы можем сомневаться в существовании птиц. Но мы не усомнимся в том, что птицы формально имеют перья вне зависимости от того, существуют они или нет. Так как птицы с перьями имеют большую объективную реальность, чем птицы без перьев (мы сейчас не рассматриваем пингвинов, а продолжаем наш условный пример), то здесь содержание объективной реальности, наша способность познавать птиц с перьями, соответствует формальной реальности, иначе говоря, тому, что птица с перьями реальнее перьев с птицей.
Именно из этого рассуждения выводится бытие Бога. Если я могу представить себе совершенство хотя бы потому, что знаю, что оно лучше отдельных вещей, то я должен представить себе и Бога как причину этого совершенства. И даже если любая совершенная вещь будет воображаемой, то Бог воображаемым не будет, так как он окажется и причиной вещей, и причиной нашей способности воображать совершенство.
Эту способность воображения как, по сути дела, способность интеллектуального моделирования Декарт раскрыл в трактате «Человек», в котором формирование и воспитание нашей чувственности выводится из парадоксальности нашего физического и даже физиологического положения в мире. Мы, существа телесные и интеллектуальные, всякий раз видим кипение стихий, столкновение различных принципов в окружающей нас природе и вдруг открываем, что те же самые масштабные сражения происходят и в нас самих.
Скажем, мы узнаём, что как сено сушится при сжатии благодаря теплу, так же точно теплом от пищи подпитывается организм. Декарт вовсе не довольствовался бы приглаженностью простых связей, но он нашел яркие лейблы, поразительные понятия, которые и должны бить в самую сердцевину природных явлений. Конечно, Декарт живет уже в мире экспериментов, в мире, где изготовление автомата – самый быстрый способ прийти из точки А в точку Б при понимании всего состава мира. Но как только Декарт начинает говорить об устройстве органов чувств, мы сразу попадаем в мир напряженного диалога с самой вещественной реальностью.