Кант считал, что весьма скоро государства смогут прийти к «вечному миру», потому что они заинтересованы не только в получении пользы внутри себя, но и в том, чтобы быть полезными другим. Этот тезис Канта критиковал уже в наше время ведущий французский философ Жак Деррида (1930–2004), указывая, что полезность себе – всегда собственное свойство государства, тогда как полезность другим – это отношения аренды или узуфрукта (пользования с целью прибыли). И здесь государство-узурпатор может изменить условия аренды, даже если все договорились о мире, и выступить тем самым как провокатор войны.
Разумеется, как Реформация вызвала Контрреформацию, так и Просвещение вызвало Контрпросвещение. Жозеф де Местр (1753–1821) – мыслитель, пытавшийся на практике вернуть Европу к начальному состоянию «христианского мира», без конфессиональной вражды и желания победно утвердиться на чужих поражениях. Он видел в философии такой же инструмент дипломатии, как развитие почты или строительства железных дорог. Но беда в том, что он не мог стать ни профессором в университете старого типа, поддерживающим принятые нормы аргументации, ни трибуном, так как во Франции, в отличие от Германии, не было профессоров-проповедников, профессоров, наследующих пасторам, какими были Фихте, Гегель и Шеллинг. Напомню, что Фихте даже читал публичные лекции по воскресеньям, как будто совершал интеллектуальную литургию. А де Местр писал о политике, не имея ни кафедры, ни библиотеки, ни круга друзей. В отличие, скажем, от Вольтера, легко устраивавшего себе и библиотеку, и трибуну, де Местр всякий раз создавал свою политическую теорию вместе с красноречием и остроумием, ища признания публики. Можно сказать, он первый философ, который при всей «реакционности» своих политических взглядов, стремился входить в моду и действовать по правилам моды.
Для де Местра мировая история катастрофична, потому что люди как существа изобретательные создают все больше рычагов влияния друг на друга, от оружия до дипломатии, и значит, встревают в затяжные войны, которые в конце концов выводят из строя всю инфраструктуру знания и действия. Де Местр не надеялся предотвратить катастрофу, но считал, что можно распознать все знамения времени и научить этому распознанию других.
Как из романтического проекта возникли великие системы Фихте, Гегеля и Шеллинга
Если Кант принадлежит, скорее, Просвещению, то Фихте, Шеллинг и Гегель – уже романтизму. Но не только они. Романтический мыслитель Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) ввел в философию, по крайней мере, два новых понятия: это – противопоставление «дела» и «действия» (сам Гумбольдт предпочитал греческие слова «эргон» и «энергия») и это – сложносоставной термин «мировоззрение». Согласно Гумбольдту, язык состоит не только из понятий и слов, которые всегда будут «изделиями», но и из собственной способности действовать, открывать нам новые смыслы вокруг. Но если язык все время нам что-то открывает, вводит нас в игру, в которой мы знакомимся с прежде неизвестным, то достаточно сделать такое знакомство сколь-либо основательным, как у нас появится мировоззрение – способность смотреть на мир как на целое. Мы обычно употребляем слово «мировоззрение» в очень широком смысле, всегда уточняя, о каком именно мировоззрении идет речь, скажем, научном или религиозном, называя так любые обобщения наблюдений или знаний; но у Гумбольдта это строгий термин, означающий способность в освоении мира руководствоваться не только данными языка, но и собственными законами устройства мира. Скажем, если человек любуется звездами или ориентируется по ним, у него еще нет мировоззрения, он использует получаемые данные. Но если человек поймет, что звезды – это и астрофизика, и красота, и оптика, и условие жизни, то у него есть мировоззрение не «научное» или «эстетическое», а вообще как таковое. Теория языка Гумбольдта вдохновляла и многих русских мыслителей, таких как Александр Афанасьевич Потебня, Павел Александрович Флоренский, Владимир Вениаминович Бибихин. Так как в русской философии не было того опыта Ренессанса (гуманизма) как философствующей филологии, который научил западных философов быть внимательными к нюансам выражения к тому, что любой текст может быть понят по-разному, то ускоренное развитие русской философии потребовало срочно усиливать филологическую сторону, и Гумбольдт с его вниманием к языку как к постоянному производству самых общих смыслов, не сводящихся к смыслу слов, здесь очень подошел.