– Злюсь и переживаю, но в душе, конечно, простил. Он совершил страшный поступок под влиянием непростых обстоятельств, предательства со стороны тех, кому он доверился. И я верю, что он разберется в себе, поймет, как он заблуждался… Надо уметь прощать. Это высший дар человека. Надо уметь сочувствовать, особенно тем, кто в беде. И ты думай о нем лучше. Два брата должны держаться друг за друга, чтобы ни случилось. Вы одной крови и её зов сильнее любых распрей.
– Я стараюсь думать лучше. Это сложно – с грустью заметил Светозар – дядя Аскольд, а что ты крутишь в руках?
Старик улыбнулся и стал медленно разворачивать материю, скрывавшую под собой что-то важное. И вот из-под неё появился красивый, стройный, статный меч с невероятно искусно сделанной рукоятью.
– Этот меч я ковал для Олега как настоящему воину. Но как ты правильно заметил, сейчас я считаю, что он недостоин его. Я вложил в это полотно все свое умение, знания и лучшее железо, что смог раздобыть, улучшив его свойства особым, только мне известным способом. Не сомневаюсь, что он устоит под мощью удара любой руки. Вижу в тебе доброту, благородство, отвагу и потому желаю, чтобы меч защищал тебя в трудном плавании. А вместе с ним рядом будут моя любовь и душа. Держи его. Люблю тебя как сына.
Светозар встал на одно колено, поцеловал перо меча и с гордостью произнес:
– Это честь для меня, дядя. Клянусь, что буду использовать его только для благих дел, защиты близких и всех обездоленных.
Они крепко обнялись и вошли в дом. Мать Изольда уже накрыла на стол и терпеливо ждала, сидя в углу. Было тяжело смотреть на её лицо, чувствовалось, что сил еле хватало сдерживать слезы. За трапезой Светозар старался поддерживать бодрый тон, описывая детали предстоящих переходов по реке, что немного успокоило мать Изольду. После застолья он пошел собрать последние вещи и проведать своих любимцев овечку Баблушу и кабанчика Ветерка, с которыми напоследок тепло и долго разговаривал. Проходя мимо кровати, он сунул кораблик и ракушку Водяного в котомку, тихо произнеся «на удачу».
В дверях, с потерянным взглядом и душой, разрывающейся от бушующего горя и отчаяния, стояла Изольда. Потом в походе это её лицо долго всплывало перед Светозаром, заставляя сжиматься сердце от тоски и печали.
– Сынок, я не пойду провожать тебя на пристань. Это выше моих сил. Дядя Аскольд сходит с тобой. Я боюсь разрыдаться на людях, а им это только и нужно. Еще, чего доброго, брошусь за тобой в реку.
Сын и мать расплакались. Он прижимал её голову к груди и все гладил своей рукой по спине, плечам и голове, заговаривая успокоиться. Дядя и кикимора молчали, с трудом вынося бремя прощания.