Так это, кажется, называется.
— Собственно, я зашел сказать, что мы уже здесь, — отвечаю на рукопожатие брата, — поэтому не буду вас дольше отвлекать. Беседуйте о том, на что вы способны ради жен, а я поднимусь к своей.
— Эрик, — темнея лицом, произносит Анри.
— Анри, — отвечаю я, раскрывая ладонь. — Между прочим, тестирую изобретение для твоей конторы.
— Моя контора, как ты выразился, — жестко говорит брат, — не спонсировала начало этой разработки.
— Ну так считайте это благотворительностью, — сообщаю я, демонстрируя узор на ладони.
Доработанный узор, чуточку от армалов, немного от мааджари, и вот оно — возможность слышать определенного человека при нужной настройке безо всяких артефактов. Незаменимая вещь для разведки, между прочим, но Анри выглядит как всегда. Поэтому я разворачиваюсь и оставляю их наедине с де Мортеном.
— Невыносимо, — голос брата звучит в моей голове.
Какой-то слишком усталый — как он вообще праздновать собирается?
— Де Ларне, не стоит…
Я стираю узор, точнее, нарушаю контуры, окончательно оставляя их наедине. Сюда бы еще доработку, чтобы можно было вот так общаться… но думаю, со временем и это решится. Как-то помимо прочего я слегка увлекся наукой, и причиной тому — она. Моя Шарлотта. Благодаря ей я увлекся столькими сферами, о которых раньше даже не думал. Это позволяет моему бизнесу процветать, а имя де ла Мер с каждым годом все меньше ассоциируется с моим отцом.
Впрочем, мне гораздо больше нравилось Орман.
Шарлотта в спальне стоит у окна, заметив меня, оборачивается. Она уже не та наивная девочка, которой я увидел ее когда-то, но для меня она всегда останется такой. Страшно даже представить, что я тогда творил, и невозможно — что она смогла меня простить. Впрочем, как раз в том, что касается Шарлотты — это возможно. Она всегда была светлой, невероятно светлой, и доброй. И она всегда будет такой.
— Уже поговорил с Анри? — интересуется жена.
— Да.
— Так быстро.
— Да не о чем с ним особо говорить.
— Эрик!
— Там был де Мортен.
Шарлотта закусывает губу, а потом подходит ко мне. Кладет руки мне на плечи.
— Я думала, вы помирились.
— Мы помирились достаточно для того, чтобы я не хотел его убить, когда захожу в комнату.
Она качает головой, и мне невыносимо хочется впиться поцелуем в ее такие желанные губы. Чувство, которое мне непонятно, с которым я не могу справиться, которое не могу понять. Его называют любовью, я называю его Шарлоттой. Потому что до сих пор не уверен, что умею любить.
— Ты опять на себя наговариваешь.
— Я просто говорю правду.
— Эрик. — Она вздыхает, а потом вдруг становится растерянной. — Я все-таки очень переживаю за Рауля. Как думаешь, все будет хорошо?